В романе «Мастер и Маргарита» есть намек на эту историю из жизни Бартини:

«– Вы по-русски здорово говорите, – заметил Бездомный.

– О, я вообще полиглот и знаю очень большое количество языков, – ответил профессор.

– А у вас какая специальность? – осведомился Берлиоз.

– Я – специалист по черной магии. «На тебе!» – стукнуло в голове у Михаила Александровича.

– И… и вас по этой специальности пригласили к нам? – заикнувшись спросил он.

– Да, по этой пригласили, – подтвердил профессор и пояснил: – Тут в государственной библиотеке обнаружены подлинные рукописи чернокнижника Герберта Аврилакского, десятого века, так вот требуется, чтобы я их разобрал. Я единственный в мире специалист».

«Внеземная» натура Бартини подчеркивается еще таким странным фактом его биографии, как отсутствие чувства жажды и голода. А в конце двадцатых – начале тридцатых годов Роберт Людвигович вел тайный научный кружок, в который входили писатели Александр Грин, Алексей Толстой, Платонов, Евгений Шварц, Лагин, Волков, Леонид Леонов, Иван Ефремов и Михаил Булгаков. На заседаниях общества Бартини рассказывал о трехмерности времени, о пятом измерении, о связи прошлого с будущим и настоящим. Не из этих ли лекций Бартини почерпнул свои знания о пятом измерении Коровьев, когда говорил Маргарите: «Тем, кто хорошо знаком с пятым измерением, ничего не стоит раздвинуть помещение до желательных пределов. Скажу вам более, уважаемая госпожа, до черт знает каких пределов!»

У Бартини есть еще одна уникальная научная работа. Он создал таблицу физических эффектов, которая содержит в себе все открытые законы физики и позволяет генерировать новые, заполняя пустые клетки по мере их открытия. Как в периодической системе химических элементов Менделеева.

А еще он придумал собственный способ вычисления мировых физических констант. Этот способ до сих пор никто не может ни объяснить, ни опровергнуть. Причем все физические константы, которые Бартини вычислил аналитическим путем для своего шестимерного Мира, совпадают с реальными константами мира нашего реального – четырехмерного.

Когда Бартини вернулся в Москву из заключения, ему дали двухкомнатную квартиру на Кутузовском проспекте. Странная это была квартира. Булгаковские персонажи сказали бы: «нехорошая». Одну комнату он выкрасил в ярко-красный цвет. Здесь Бартини работал. Во второй комнате на потолке было нарисовано солнце, на стенах море с островами. Здесь Бартини отдыхал. При этом пил странную смесь крепкого чая и кофе со сгущенкой.

Окна в этой квартире всегда были закрыты плотными шторами. Бартини не выносил яркого света. У него была какая-то редкая болезнь глаз, когда зрачки не умеют сужаться. Может быть, это было последствием того самого Берлинского ранения? Если, конечно, история с покушением не выдумка.

Бартини комфортно чувствовал себя в темноте, говорят даже, умел читать без света.

Его жена, сын и три внука всегда жили отдельно. Бартини мог творить только в одиночестве. К тому же, его домочадцы вряд ли смогли бы существовать в квартире, заваленной горами бумаг, книг, чертежей. При этом сам Бартини прекрасно ориентировался в этом хаосе. Очевидцы рассказывали, что, когда ему была нужна какая-то бумага, он, ни на секунду не задумавшись, просто выдергивал ее из какой-либо стопки. Безошибочно.

В тридцать восьмом году Главный конструктор Бартини получил новую должность – зэка. И переехал из своей квартиры в Мерзляковском переулке в камеру спецтюрьмы «Остехбюро номер двадцать девять». В шарагу, проще говоря.

Красному барону предъявили обвинение в связях с «врагом народа» Тухачевским, а также – кто бы сомневался! – в шпионаже в пользу Муссолини. Дали десять лет плюс пять – «поражения в правах». «По рогам», как тогда говорили.

Бартини попал в 103 отдел шараги – конструкторское бюро Туполева, где разрабатывался фронтовой бомбардировщик Ту-2. Там он чувствовал себя неуютно. Бывший Главный конструктор был человеком жёстким. У Бартини же был совсем другой стиль общения и работы. Его коллеги зеки удивлялись, наблюдая, как он сидел часами, не шевелясь, не дыша даже. В лице ни кровинки. Глаза плотно закрыты. Потом вдруг приходил в себя и… выдавал совершенно сумасшедшие идеи, большинство из которых тогда реализовать было невозможно.

В начале войны двадцать девятую шарагу эвакуировали из Москвы в Омск. Однажды зимой 1942 года тюремному начальству ЦКБ-29 пришел приказ доставить Бартини в Москву к самому Берии!

Заключенного переправили в столицу. Там помыли, побрили, переодели во все чистое и отутюженное.

Берия встретил бывшего Главного конструктора радушно, называл его исключительно на «вы» и по имени отчеству, доверительно сообщил, что стране срочно нужен истребитель-перехватчик и попросил немедленно заняться подобным самолетом.

Бартини пообещал и, набравшись смелости, тоже в свою очередь попросил Берию… освободить его из заключения, поскольку никакого преступления он не совершал.

Берия ответил: «Мы это знаем. Вот сделаете перехватчик, и мы вас освободим».

Бартини под конвоем вернулся обратно в Омск и тут же приступил к работе. Уже к лету сорок второго он разработал проект зенитного перехватчика Р-114 со стреловидным крылом, четырьмя жидкостно-реактивными двигателями и скоростью, равной двум звуковым. Проекты, создававшиеся в сибирском городе, опровергают миф, что эра советской реактивной авиации якобы началась только после Второй мировой войны. Сложившееся мнение, что до войны конструированием реактивных самолетов в союзном государстве не занимались, – ошибочно. Еще в начале 30-х годов конструкторы трудились над созданием реактивных двигателей для летательных аппаратов.

В омской «шарашке» разрабатывались два проекта сверхзвуковых одноместных истребителей. Для отечественной ПВО создавался истребитель-перехватчик Р-114 с четырьмя ЖРД (жидкостные реактивные двигатели) В. Глушко. Стреловидность крыла по передней кромке составляла 33 градуса, при этом имелось управление пограничным слоем для увеличения аэродинамического качества крыла. В проекте перехватчика была заложена теоретически обоснованная скорость М=2 (!). На дворе был июнь 1942 года. Осенью следующего года проект закрыли, война требовала оружия сегодня, средств и ресурсов на перспективные разработки не хватало.

Остается добавить, что в июне 1942 года состоялся первый полет немецкого реактивного истребителя-перехватчика Вf 163. В 1944 году его запустили в серийное производство. А двухкилевые истребители наряду с другими идеями, впервые заложенными в проектах Р. Бартини, сегодня считаются обыденной необходимостью.

Но можно ли было построить такое авиационное чудо в то время? Конечно же, нет. И заключенный Бартини остался мотать срок. Он, единственный из авиаконструкторов, отсидел от звонка до звонка. Тогда для Р. Бартини сменили приоритеты в проектировании и поручили создание транспортных самолетов. Задача сложнейшая, относящаяся на тот момент к числу очередных «авиационных тупиков». Роберт Людвигович успешно создает новые уникальные машины. Например, магистральный транспортный самолет Т-117 с широким герметическим фюзеляжем мог использоваться в пассажирском, санитарном, десантном и грузовом вариантах. После положительных заключений ВВС и ГВФ, ходатайств и писем в июле 1946 года началась постройка самолета на заводе им. Димитрова в Таганроге, где было организовано ОКБ-86 Р. Бартини. В июне 1948 г. строительство самолета, готового на 80 %, прекратили.