– Э-э-э, всё м-м-можно объяснить, – упрямо повторил Алёшка. – Это взаимодействие энергий. Просто одна энергия сильнее другой. З-з-знаешь, Ева, всё в мире – потоки энергий. В конце концов, всё с-с-сводится к этому. А Сестра, если такая существовала, об-обладала очень в-в-высоким энергетическим п-п-потенциалом.

«Не существовала, а существует», – подумала Ева. Почему-то ей очень захотелось рассказать, что она была в гостях у Сестры и видела её собственными глазами, и чувствовала спокойную надёжность этого удивительного места, которому не страшен туман, не страшна мгла и которое словно сильнее любой тьмы. Но она вовремя вспомнила предупреждение Петропавла не особо распространяться, и хотя ей нравился Алёшка и даже его упрямая убеждённость, что всё в мире поддаётся рациональному объяснению, казалась милой, она решила не болтать лишнего. Тем более он обещал починить музыку и пригласить её. К чему же сразу начинать с разногласий?

– Это серебряная пуля П-п-петропавла, – Алёшка указал пальцем, но деликатно не стал дотрагиваться. – Извлечена из Чёрной волчицы. Е-йе-й-единственного существа т-ту-тумана, которому были не страшны волосы С-се-се-сестры. А это её челюстная кость, волчицы… Её зубы прочнее алмаза.

– Акула прямо, – сказала Ева.

– А-а-акулы тоже есть. Никто не знает, откуда взялись в Москве-реке. О-о-очень древний вид. Не было до тумана.

– Это череп одной из них? Кошмарная голова? – Ева указала на стол, где среди разложенных в беспорядке костей покоился большой продолговатый череп.

– А-а, ещё одна сказочка, – отмахнулся Алёшка. – Это череп Горха. Когда-то п-п-принадлежал п-президенту Лидии.

– В смысле? Это её вещь?

– Д-да. Н-никто толком н-ни-ничего не знает про Горха. Д-д-древнее создание, каких только слухов вокруг него нет. С-с-с-читается, что т-т-тот, кому принадлежит череп, может п-п-повелевать Горхом. В-вроде он Ли-ли-дии и п-под-подчинялся. Мне его надо чуть-чуть п-подклеить.

Ева смотрела на череп неведомого чудовища, явно реликвию, но почему-то брошенную на стол без всякого почтения к вещи самой Лидии, даже память о которой была окружена в Университете почти мифологическим пиететом.

– А почему вокруг нет волос Сестры?

– Д-да говорю ж, пустышка. Не всем преданиям гидов можно безоговорочно доверять. Н-но немного тёмной энергии есть, конечно.

– И как ты это объяснишь?

– Р-р-рационально, – настойчиво кивнул Алёшка. – У меня есть своя теория. Э-э-энергия остаётся и после смерти, только в-в-видоиз-з-зменяется.

– Можно подержать? – вдруг попросила Ева.

– К-к-конечно, – удивился Алёшка и подал девушке череп, который оказался довольно лёгким.

Ева бережно приняла кошмарную голову, думая, что её всё больше интересует фигура загадочной Лидии, третьего президента Университета, скрывшей ото всех, что у неё осталась дочь. Но не с Алёшкой же ей об этом разговаривать, смышлёным симпатичным парнем, хранителем всех этих редкостей, упрямо настаивающим на весьма однобоком взгляде на вещи. Хотя почему бы и нет? Только сперва она поговорит с Петропавлом. И о Лидии, и о самом Алёшке. Ведь правда, что скрывается за его почти мальчишеским упрямством? Обида на гидов с их тайнами? На собственные врождённые пороки? Мелани говорит, что он тянется к учёным, да только не образован, может, поэтому выдвигает всякие экстравагантные псевдонаучные теории?

Ева подняла череп перед собой, – она оказалась в состоянии держать его в одной руке, – и любовалась им, как заворожённая.

Вещь Лидии… А ведь он, череп, совершенно не страшен, почему-то подумалось ей. Если перейти определённую границу, совсем не страшен. Даже можно представить, что он… улыбается.

И тогда это снова случилось. Накатило волной. Только очень сильной.

Т-трр-хх, тум-па-акк, т-рр-кхх

Пальцы Евы крепко сжали основание черепа. Она даже представить не могла, что ещё мгновение назад размышляла о его возможной улыбке… Правая свободная рука машинально потянулась к карману кофты, где лежал ключ.

«Ведь я пришла сюда избавиться от него, – мелькнуло в голове у Евы. – Ведь прежде всего для этого».

Но вместо того, чтобы извлечь ключ из кармана за тесёмку, она, словно поддаваясь наваждению, всё-таки сжала его в ладони. И услышала:

«Я нашёл тебя…»

– Что с тобой? – обеспокоенно спросил Алёшка.

Ева уже разжала пальцы, вытащила за тесёмку ключ из кармана:

– Ничего, – улыбнулась она. – Видимо, съела что-то не то. Напробовалась своих блинов комом.

– Хочешь воды?

– Да я уже в норме. Всё в порядке! Правда. Слушай, я тебе говорила, мне надо оставить одну вещь на хранение. Не против?

Она протянула Алёшке шнурок.

– Ключик для новобрачных? – удивлённо спросил тот.

– Ну да. Это самое, – голос Евы против воли дрогнул.

– Твой, да? – спросил Алёшка чуть печально и от этого смутился ещё больше.

– Нет, что ты, – почему-то заверила его Ева. Она уже чувствовала себя легко. – Но эта вещь важна для меня. Справка от Петропавла вот.

– Не надо никаких справок, – покачал головой Алёшка, в глазах мелькнула та же безнадёжность, но Ева, к счастью, вроде бы этого не заметила. – У меня тут ничего не пропадает.

Он принял у Евы ключ, бережно отнёс его к полкам и уложил в отдельную ячейку.

– Вот здесь будет всегда. Сможешь забрать в любой момент, – повернулся к Еве, улыбнулся и вроде бы не казался больше расстроенным. – Хочешь положить вокруг волос Сестры?

– Что ты! – воскликнула Ева. Поймав себя на том, что второй раз подряд пользуется этим ободряющим оборотом. Это не совсем правильно по отношению к нему, к Алёшке. Такое подбадривание может выглядеть унизительным. И она сбавила обороты. – Вряд ли надо. Честно… Вообще-то это не моя вещь. Пусть дожидается здесь хозяина.

Алёшка отвернулся, но на этот раз чтобы гостья не заметила, что улыбка его сделалась чуть более радостной. Конечно, он не позволял себе никаких робких надежд, да и смешно это, но всё же…

– Ну как, понравилось тебе у меня? – спросил Алёшка негромко.

– Как ещё! У тебя тут ВАУ! – рассмеялась Ева.

Он ещё чуть опустил голову и смущённо взглянул исподлобья:

– Придёшь ещё? На музыку? Или… так, поболтать.

– Конечно же! Как только позовёшь. Позовёшь? На музыку?

– Как починю, сразу, – засиял Алёшка и прежде, чем понял, что говорит, добавил: – У меня ещё не было знакомой девушки.

И тут же чуть ли не побледнел от страха за произнесённое. Сейчас в его глазах было уже не смущение, а почти ужас.

– Ну, а теперь есть, – улыбнулась ему Ева.

Покидая корпус биофака, она подумала: «Какой славный. И несчастный из-за этого всего… Но ведь очень милый парень. И его врождённые увечья не помешают мне с ним дружить».