Древляне – их было человек шесть или семь старейшин, остальные, отроки, толпились позади, – уже вошли в гридницу и выстроились поперек, но возникла заминки. Гости не знали, к кому обращаться.

Ельга в смятении бросила взгляд на Хочуту. Мытник, как первый посредник между хозяевами города и приезжающими, сам проводил древлян на княжий двор и теперь понял, что ему и первому слово молвить.

– Вот, Ельговичи и мужи нарочитые, прибыли к нам гости древлянские, старейшины, от князей Житимира искоростеньского и Боголюба малинского. А вот, мужи деревские, дети князя нашего покойного: дочь его Ельга-Поляница и сын Свен. Сие мужи киевские передние. С ними вам и говорить.

Древляне выслушали его, но на лицах по-прежнему отражалось смятение. У этого дома не было хозяина, не было даже хозяйки-вдовы, которая могла бы его заменить, и они, выросшие в уважении к поконам, не знали, как начинать беседу.

Однако на Ельгу они посматривали с особым любопытством. Хочута сам догадался назвать оба ее имени, и по имени древних жриц, связанному с названием здешней земли, они поняли, что перед ними законная дочь князя от княгини, наделенная священными правами и обязанностями.

Ельга взяла себя в руки и приосанилась. Она еще лучше гостей понимала необычность и неловкость такого положения, но недавние успехи подбодрили ее. Решили же они без отца ту злосчастную «тяжбу о дедовом поле». И хотя древляне были совсем не то, что свои полянские весняки, переложить это дело по-прежнему было не на кого.

– Спроси, кто у них старший, – шепнула она Свену на северном языке.

Брат покосился на нее, потом взглянул на того из древлян, что стоял посередине:

– Будь жив, Щур! И ты будь цел, Селец! Здоров будь, Путивит! Кто еще с вами?

Ельга было удивилась, откуда он их знает, потом сообразила: Свен ведь почти каждый год ходил к древлян в дань вместе с отцом и, конечно, знаком с их старейшинами. Другие десятские, верно, тоже их знают.

– И ты будь жив! – ответил тот, кого Свен назвал Щуром.

Видимо, он был из гостей самым знатным, раз Свен обратился к нему первому. Однако по виду и стати об этом было бы трудно догадаться: Щур был невысок, довольно худощав, в темно-русых волосах виднелись лишь отдельные нити седины, зато небольшая жидковатая борода поседела уже полностью. Вид его Ельге сразу не понравился: губы его были сложены так, что придавали острым чертам лица выражение недовольства, чему помогали и полуопущенные морщинистые веки, а перепутанные волосы подчеркивали низкий лоб. Однако взгляд был острым и умным; у Ельги сразу возникло чувство, что с ним надо держаться настороже.

– Боги вам в дом! – низким голосом произнес Селец и слегка поклонился.

Он был моложе Щура лет на десять, зато куда выше и шире. Золотистые волосы копной, того же цвета борода окружали розовое от солнца полное лицо.

– Здоров ли брат твой вуйный, князь Боголюб? – спросил Свен у Щура, и Ельга отметила: это двоюродный брат малинского князя!

– Здоров наш князь, и земля наша благополучна, – голос Щура звучал негромко и неспешно, он явно привык, что его слушают терпеливо и внимательно.

– А князь Житимир?

– Добры к нам боги, князья наши здоровы, – ответил Селец.

– Кто спутники ваши? – осведомился Вячемир.

– Прочие у нас тоже мужи честные, от родов в славе. Нехвороба, да Черныга, да Замысл, да Путивит. – Вопреки уважительным словам, Щур не взглянул больше ни на кого из древлян; по равнодушному выражению его лица Ельга поняла, что он не очень-то ценит своих спутников. – Прислали нас князья наши со словом своим к вам, киянам…

Его острые глаза метнулись между Ельгой и Свеном, потом обежали бояр и старших варягов. Взгляд их оставался довольно тусклым; похоже, Щур не находил здесь никого достойного выслушать его речь.

Ельга взяла из рук Годочи рог с медом и вышла вперед.

– Будьте нашими гостями, мужи деревские! – Она приблизилась к Щуру. – Да пребудет мир и милость богов с вами под нашим кровом!

Она подала рог сперва Щуру; он отпил и передал Сельцу, тот другим. Ельга стояла, ожидая, пока рог вернется к ней, и не могла отделаться от чувства, что неискренность их приветствия очевидна всем – и древлянам, и киянам.

Но тут Щур взглянул на нее и улыбнулся, показав довольно плохие зубы:

– Благо тебе, дева! Давно уже земля Деревская слухом полнится, что дочь Ельгова – и лицом красная, и разумом остра, и всякому вежеству учена. Теперь видим, то истинная правда…

– Ну а какой же ей еще быть? – произнес Славигость, развернув плечи, будто слушал похвалы своей собственной дочери. – Ельга, Ельгова дочь, от княгини Ольведы родилась, Аскольдовой дочери, жены мудрой, доброй, богами любимой. Дочь в нее пошла, от нее все взяла – и красоту, и разум, и мудрость, и вежество. Такой, как наша дева, и за морями не сыщешь. Умеет и суд судить, и милость богов призывать. Весь род полянский ее почитает, как девы Улыбы верную наследницу, Киеву внучку.

– Вы на деву приехали смотреть? – с трудом сдерживая недовольство, вмешался Свен. Когда разговор зашел о его сестре, он ощетинился. – Или хотите про дань поговорить? Что ж не привезли-то, раз уж приехали?

– Про дань разговоры с князем ведутся, – Щур посмотрел на него, и его взгляд снова стал тусклым. – Мнилось нам, может, есть уже у киян князь… а видим, пусто место сие, – он указал на княжий стол, где не было даже подушки. – Будет князь – станем с ним про дань говорить.

– О ней говорить нечего – платить надо, – веско заметил Вуефаст. – С князем, без князя, а дани с вас никто не снимал.

– Умер князь Ельг, кому мы были данью обязаны, – Щур перевел на него свои острые глаза и пристально осмотрел варяга – его уверенную осанку, очень дорогой меч у пояса. – Новому князю мы покуда клятв не давали, на богов с ним не пили. Да и где он, новый князь? Кому Ельг наследок свой покинул?

– Наследок свой князь оставил сестричу своему, Ингеру, сыну князя холмоградского Хрорика, – обстоятельно пояснил Вуефаст. – И я, и все эти мужи, – он обвел рукой киян, – послухами были. А коли наследство по закону передано, то и все клятвы, что вы Ельгу давали, Ингеру переходят. За ним еще зимой послано, скоро прибудет.

– Вздумаете против него возмутиться, порушите слово, боги вам того не спустят, – добавил Славигость.

– Когда же объявится?

– Нынче летом ждем.

– Ну а если князь Ингер не успеет прибыть вовремя, – вмешался Фарлов, – вам не следует тревожиться, что некому будет взять с вас дань и у вас треснут клети, набитые бобрами, медом и тканиной для нас. В положенный срок дружина придет за всем этим добром, и если не Ингер, то сестра его Ельга будет стоять во главе.

У Ельги дрогнуло сердце. Значит, это была не шутка. Если Фарлов заговорил об этом с самими данниками, значит, дружина взабыль собирается посадить ее на коня и идти у ее стремени за данью! Это уже не домашние разговоры в гриднице за пивом – это настоящее дело. Объявив об этом древлянам, нельзя будет отступить от слова.