Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На улицу Лана вышла с таким чувством, будто отправляется на очередной бой, который снова завершится ссадиной на сердце – да, она сумеет принять равнодушный вид, отточит до зеркального блеска спокойную интонацию голоса, уверенно сообщит, что ей ничего не нужно – совсем ничего…
За калиткой переминался с ноги на ногу старичок в темно-синей фуражке, форменном мундире водителя и отглаженных брюках. А позади стоял знакомый кабриолет.
Лана фыркнула.
Не Мо. Послал кого-то вместо себя. Хотелось выругаться сквозь зубы – подумал, что подкупит ее таким ходом? Или попросил водителя привезти камни? Тем унизительней и тем проще…
– Добрый день, мисс.
Старичок снял фуражку и почему-то сделался беззащитным, сгорбленным. Совершенно белая голова, узловатые руки, паутина морщин, пигментные пятна, робкий взгляд.
– Вы ведь мисс Далински, верно?
– Верно.
Ответ получился ледяным, и гость сгорбился еще сильнее.
– Мне велено привезти вас на пирс…
– Я никуда не поеду.
– Пожалуйста, мне нужно только привезти.
– Простите, мистер…
– …Лоусон.
– Простите, мистер Лоусон, но этим утром я не намерена покидать пределы виллы.
– Я понимаю, понимаю…
Он почему-то стоял, не уходил. Теребил в руках фуражку, выглядел растерянным, хоть и старался держаться с достоинством, прятал мелькающую во взгляде мольбу.
– Понимаете, я работаю на мистера Кассара уже три года. Я стар.
Лана медленно теряла терпение.
– При чем здесь я?
– У меня больные колени. Мне в этом возрасте и с моей болезнью очень трудно найти работу – трижды в неделю я полирую в гараже мистера Кассара кабриолет – сижу на табурете, передвигаюсь медленно, – и за эту работу он платит мне тысячу долларов в месяц. Мне очень трудно прожить без этой тысячи…
– Мистер Лоусон, мне жаль, что у вас больные колени и что ваш возраст не позволяет выбирать из хороших должностей, но я занята. Пожалуйста, передайте мистеру Кассару, что этим утром ехать на пирс мне совершенно не хочется.
– Я передам, – кивнул водитель. – И он меня уволит.
– Почему?
– Потому что он так сказал. Что, если я вас не привезу, он меня уволит.
«Вот сволочь!» – Лана едва не вспыхнула подожженным камышом. Использовать, как пешку, больного старика? Разве это человечно? А ведь знал, сволочь, что она не сможет отказать, что не позволит лишить кого-то средств к существованию, что проиграет этот раунд.
Хорошо, она проиграет. Но только этот: отправится на пирс и лично скажет этому ублюдку, что не намерена далее работать с ним бок о бок – нет нужды. А после сразу же вернется на виллу.
– Вы обещаете, что отвезете с пирса меня обратно домой?
– Конечно, – мелко затряслась седая голова, – куда скажете.
– Отлично.
К дому она шла, сверкая над головой невидимыми молниями, – злилась и восхищалась Мо одновременно – каков проходимец. Хитрец. Прохиндей. Ну, ничего, она все выскажет ему лично, как только увидит.
* * *
Она не взяла купальник, не позволила себе – как клятва, как немое заверение самой себе – не поеду.
Ла-файя грелась в солнечных лучах, шумела проспектами, голосами и пальмами, благосклонно наблюдала за туристами, слушала гомон клаксонов. Лоусон вел медленно и аккуратно; ехать на заднем сиденье оказалось непривычно, и Лана грустила.
Там будут яхты – белоснежные красавицы. И на палубу одной из них она могла бы ступить. Опереться на протянутую руку, оттаять при виде его полуулыбки, вдохнуть пропитанный солью воздух, отогреться изнутри…
Не могла бы.
Между ней и им всегда будет стоять неслышное «нет», повисшее в бухте. И при виде Марио вместо радости у нее всегда будет ныть сердце – еще, наверное, долго. А, может, всего шесть дней.
Пустое. Она искупается у себя на пляже, поработает, а после отправится на прогулку и шагать будет с пустой головой. С пустой – в этом Лана себе поклялась.
* * *
– Как низко, как нечестно… Подождите меня, пожалуйста, мистер Лоусон…
– Лоусон, вы свободны.
– Не свободны!
– Свободны, – Марио кивнул старику, и тот сначала робко засеменил, а потом, хромая, почти побежал обратно к машине.
– Мо! Ты – жалкий, примитивный… тиран! Как ты мог использовать больного человека? Не хватило сил приехать самому? Ты… ты…
Стоя на рассохшихся от жары досках пирса, Лана пузырилась от ярости – ей нужна эта машина, нужен Лоусон…А-а-а, к черту, – вернется на такси!
– Меня довезли? Увидел? А теперь я назад. Всего доброго, мистер Кассар.
– Лана, подожди.
Вокруг удивительно погожий день; на водной синеве слепящие блики, паруса судов колышет ветерок. Покачивались сооруженные из канатов перила; кричали чайки, вальяжно пританцовывали на воде суда. Марио – именно такой, каким она представляла его в день их морской прогулки, одетый в легкую белую футболку и шорты, – стоял у трапа. Крепкий, загорелый… все еще нужный ей.
Черт… Шести дней не хватит.
Лана собралась развернуться и зашагать прочь, когда он позвал вновь, – тихо, просительно:
– Пожалуйста, не уходи.
Она застыла. Прошипела, полуобернувшись, силясь совладать с горечью на языке и сердце:
– Что, снова «помоги тебе жить»? Я предлагала тебе это вчера, Марио. Сегодня больше не предлагаю.
– Пожалуйста, останься.
– В чем смысл? – она повернулась к нему. – Зачем эти трения? Я могу работать дома. Мы встретимся, нет, созвонимся через пять дней, когда ты получишь координаты, договоримся, как и когда поедем в «комнату».
– Лана…
Он как будто не мог без нее. Как будто она была ему нужна – больше, чем кто-либо другой на свете. Не тот Марио, как вчера, другой – поникший, сдавшийся? Она отказывалась верить тому, что чувствовала, – он не мог измениться.
– Просто отдай мне камни.
– Не уходи.
А в глазах смирение вставшего на колени раба; ей сделалось тяжело. Он боялся, прятался за самого себя, дрожал внутри и молил ее глазами.
– Это все… ненужное.
– Нужное.
– Нет.
– Лана.
– Вчера.
Все было вчера. Сегодня уже совсем другой день – другие планы, другой сценарий. А взгляд напротив держал тем же магнитом, как во время их танца, – терпкий, нежный, зависимый от ее решения, как будто осознавший, что они двое…
Нет, быть того не может.