— Что это?

— Одна из лучших работ Олеандра: Хор боли, — ответил Блистательный, отдергивая штору. За ней стояли в ряд шесть рабов. Они дрожали, но Байл не мог определить, от страха или от возбуждения. Возможно, и от того, и от другого. Все они подверглись значительным биомодификациям: у них были удлиненные челюсти, суженные или расширенные гортани, расщепленные, перешитые и растянутые неба. Из шей и торсов выпирали кибернетические импланты, все предназначенные только для одного. От одного раба к другому змеями вились кабели, объединяя их в одно целое.

Блистательный протянул руку и вонзил когти в бледную кожу одного из них. Из изуродованного рта вырвалась нота. Пока она разливалась по залу, остальные рабы присоединились один за другим, издавая следующие ноты под ритмичный пульс кабелей. Байл рассмеялся:

— Умно.

Рабы были модифицированы таким образом, чтобы издавать только один звук — одну ноту для мелодий, которые будет сочинять Блистательный.

— Простое изобретение, но с бесконечной вариативностью.

— Теперь ты понимаешь, почему мне нужен был собственный апотекарий.

Байл кивнул, продолжая разглядывать хор. Апотекарии в Оке были на грани вымирания из-за раскола легионов и их медленной, но неуклонной деградации. Оттачивать мастерство можно было лишь при наличии дисциплины и четкой цели. Для многих полководцев в Оке — бывших офицеров из легионов и не только — наличие такого специалиста в команде было предметом гордости.

Байл обернулся, когда Блистательный коснулся его плеча.

— Твой уход был трагедией, Фабий. У нас не было никого, кто мог бы продолжить твою работу. Толпы подающих надежды художников, но ни одного наставника, чтобы вытащить наружу их таланты.

— Мне кажется, вам стоило об этом вспомнить, когда вы загоняли меня в глубины Ока, — ответил Байл, глядя на Блистательного, — Ты был там, Касперос. Ты был там, когда мои братья пошли на меня, требуя моей крови. Словно я не рисковал ради них всем, включая душу.

— Но разве можно их винить? Ты нас едва не уничтожил.

— Вы сами себя едва не уничтожили. Я дал вам шанс вновь стать легионом. Обрести величие, совершенство, вернуть свое. Но вы опять потерпели неудачу. В первый раз вашим козлом отпущения был Хорус. А во второй — я. Интересно, кто будет следующим? Абаддон, наверное. Ему, кажется, скоро конец. Или это будет твой Конклав…

— Озлобленность имеет право на существование, Фабий, но меня она утомляет. Я хочу, чтобы, когда все закончится и я займу положенное мне место, ты остался здесь, — сказал Блистательный.

— Ты не уйдешь? — удивился Байл, — Я думал, ты вознесешься и отправишься искать новые объекты грабежа и новые удовольствия.

Блистательный рассмеялся:

— Знаю. Мои Узники Радости тоже так думают. Восхитительно, правда? Среди них уже идет раскол. Узы братства рвутся и вновь сплетаются, предбоевые клятвы проверяются на прочность, тайные планы рвутся наружу. И те, кто стоит ниже, ведут себя точно так же.

— Ты играешь с ними.

— Разумеется. Что еще мне делать? — Блистательный отвернулся и погладил одного раба по щеке, отчего тот мелодично всхлипнул, — Боюсь, они расслабились. Мы сильны, но наша сила давно не подвергалась настоящему испытанию. Нити имматериума натягиваются все сильней, Фабий. Что-то началось там, в глубинах Вселенной. Я видел это во снах… Из черного моря бесконечности к нам тянется что-то невозможно голодное, и мертвецы на тысяче тысяч миров тревожно шевелятся.

В голосе Блистательного была неприкрытая тоска.

— И ты хочешь все это увидеть, — сказал Байл.

— А ты нет? — повернулся к нему Блистательный.

— Не очень. Но дела остальной Вселенной меня в принципе мало интересуют, — ответил Байл и крепче сжал посох, — Чего ты хочешь на самом деле, Касперос?

— Чего я хочу? Я хочу всего. Я хочу тушить звезды и вырывать из судеб все, что они обещали. Я хочу ощутить на лице жар умирающего солнца и написать свою историю на плоти новорожденного мира. Я хочу, чтобы ты был рядом, когда я вступлю во тьму и обрету совершенство. И я хочу, чтобы ты сопровождал меня во всем, что будет после. Вот чего я хочу, — сказал Блистательный, — А ты? Чего ты хочешь, главный апотекарий Фабий? Что дать тебе, чтоб ты остался?

Байл отвернулся.

— Ты не можешь мне дать ничего из того, что я хочу.

— Что-то должно быть. Какой-нибудь обрывок плоти, какие-нибудь мутированные гены, вырванные из тела врага. Помнишь, как мы взяли Град Песнопений? Или как осаждали Монумент и обрушили огненный дождь на Луперкалиос? Как мы проливали кровь, чтобы заполучить то, что ты хотел?

Байл помнил. Это был последний гениальный гамбит. Последняя кампания для Третьего легиона и его союзников после катастрофы на Скалатраксе. Последний шанс удержать от распада то, что было обречено на распад. И все напрасно.

— Мне нужно от тебя еще кое-что, — сказал он.

— И что же?

— Живой организм, чтобы играть роль центрального узла, — ответил Байл.

— Какой организм, Фабий?

— Аугментированный. Можно психически, можно нет. Закаленный пустотой. Способный выдерживать запредельные нагрузки… и вызывать их, — Байл постучал пальцем по горлу и улыбнулся, — Желательно в вокально-звуковой области. Насколько мне известно, у тебя на борту есть несколько таких субъектов.

— Какофоны, — выдохнул Блистательный. Демонетки перестали прыгать и замолчали, — Тебе Олеандр сказал?

— Да, — ответил Байл. — Измененный организм шумодесантника способен выдержать такое внутреннее давление, от какого трансчеловек просто взорвется. Давление, подобное тому, какое вызовет в носителе эта нейронная сеть. Смертный псайкер сгорит за считанные секунды. Даже сыновья Магнуса не выдержат такую психическую отдачу. Но какофоны на это способны.

Блистательный медленно кивнул. Сбившиеся в кучку демонетки зашипели на Байла, но без особой злости, поэтому он отложил в сторону оружие.

— Ты лично обратишься с этой просьбой в Обитель шума. Я не буду требовать от избранных Слаанеш, чтобы они изменили своему долгу из-за твоих прихотей.

Байл склонил голову.

— И что такое Обитель шума, Касперос?

— Я же просил не называть меня так, Фабий, — Блистательный снял со стены эльдарский клинок и провел пальцами вдоль лезвия, — Они поселились на одной из внешних наблюдательных палуб. Тебе придется пересечь корпус, чтобы добраться до них. Мы давным-давно перекрыли все внутренние коридоры из-за вторжения нерожденных. Какофоны их уничтожили и объявили те территории своими. Теперь там находится их цитадель. Обитель шума.

— В таком случае я нанесу им визит, — ответил Байл, разглядывая коллекцию. — Почему ты хочешь, чтобы я остался, Касперос? Большинство пытаются от меня избавиться.

— А почему ты не хочешь остаться? — парировал Блистательный, — Неужели я так жалок, что даже у главного апотекария вызываю отвращение? Разве моя работа здесь не прекрасна?