На следующий день я должна была отправить Люси домой. Так вот с какими познаниями девочка уедет к матери! Я принялась читать ей лекции об огнестрельном оружии, повторяя страшилки о не в меру любопытных детях, игравших с пистолетами. Вдруг зазвонил телефон.

– Да, забыла сказать, – встрепенулась Люси. – Пока тебя не было, бабушка звонила. Целых два раза.

Нет, только не это. Мама умудрялась даже за самым бодрым голосом обнаружить тревогу или грусть, снедающие меня в тот или иной момент, и, раз обнаружив, не успокаивалась, пока не выясняла их причину.

– Ты чем-то огорчена. – Мама успела уже дважды сообщить мне эту новость.

– Я просто устала, – автоматически ответила я.

Я так и видела маму: сидит в кровати, обложившись подушками, перед телевизором – только звук убавила на время разговора. Цвет волос и глаз я унаследовала от отца; у мамы волосы темные – сейчас, конечно, уже седые. Они мягко обрамляют ее круглое полное лицо. Темно-карие глаза кажутся еще больше за толстыми очками.

– И неудивительно – ты только и делаешь, что работаешь, Кей. Что там у вас в Ричмонде творится – просто ужас! Я читала во вчерашнем "Геральде". Неслыханно! Я бы и не знала, да сегодня заскочила миссис Мартинес и принесла мне журнал. Я-то больше не выписываю воскресные издания – там одни купоны да реклама. Делать мне больше нечего – читать всю эту ерунду. А миссис Мартинес пришла, потому что в журнале было твое фото.

Я вздохнула.

– Я бы тебя и не узнала, если б не подпись. Фотография неудачная. Конечно, ведь было темно. Кей, почему ты не надела шляпу? Дождь, сыро, промозгло – а ты без головного убора. Куда это годится? Я тебе столько шляпок связала! Почему бы не надеть шляпу, которую мама сделала своими руками? Ты заработаешь воспаление легких!..

– Мама...

Она гнула свое.

– Мама!

Господи, да что за день сегодня! Будь я хоть Мэгги Тэтчер, мама все равно обращалась бы со мной как с пятилетним ребенком, у которого не хватает ума не выходить на улицу в дождь.

Следующим номером шли вопросы о том, как я питаюсь и достаточно ли сплю.

Тут я решила атаковать.

– Как дела у Дороти?

Мама на миг замолчала.

– Кстати, о Дороти. Из-за нее-то я и звоню.

Мама взяла тоном выше – новость того стоила. Дороти, оказывается, улетела в Неваду, чтобы... выйти замуж. Я осела на стул.

– Почему в Неваду? – задала я идиотский вопрос.

– Спроси чего полегче! Спроси, например, почему твоя единственная сестра встречается с каким-то типом, который занимается книгами и с которым она раньше только по телефону разговаривала, и ни с того ни с сего звонит мне из аэропорта и сообщает, что летит в Неваду, чтоб выйти замуж. Спроси, как моя дочь могла выкинуть такой фортель! Ты всегда считала, что у Дороти макароны вместо мозгов...

– А чем конкретно занимается этот тип? – Я бросила взгляд на Люси – девочка смотрела на меня округлившимися глазами.

– Не знаю. Дороти вроде говорила, что он художник. Думаю, он иллюстрирует ее книги. На днях он приезжал в Майами на какую-то конференцию, встретился с Дороти, чтобы обсудить ее книгу, или что-то в этом роде. Я не разбираюсь. Его зовут Джейкоб Блэнк. Еврей, конечно. Я сама догадалась – Дороти разве скажет! Зачем говорить матери, что собираешься замуж за еврея, который тебе в отцы годится, которого мать в глаза не видела и который за гроши рисует картинки для детских книжек?!

Что я могла сказать?

Нечего было и думать отсылать Люси к Дороти сейчас, когда у той в разгаре очередной роман. Маме и раньше приходилось оставлять девочку у себя на больший срок, чем планировалось – когда моя сестрица уезжала на какую-нибудь встречу с издателем, или в деловую поездку, или на презентацию очередной книги, – эти мероприятия всегда длились подозрительно долго. Люси жила у бабушки, пока блудная писательница не вспоминала о том, что у нее есть дочь, и не забирала девочку домой. Мы привыкли квалифицировать такие провалы в памяти как вопиющую безответственность. Возможно, даже Люси так считала. Но бежать в Неваду, чтобы выйти замуж? Видит Бог, это уже переходит все границы.

– А она не сказала, когда вернется? – спросила я, понизив голос и повернувшись к Люси спиной.

– Зачем? – снова вскинулась мама. – Зачем сообщать об этом мне? Кто я такая – подумаешь, мать! Кей, скажи мне, как она могла во второй раз такое сотворить? Он ей в отцы годится! Армандо тоже был вдвое старше, и вот результат – упал замертво у бассейна, когда Люси еще и на велосипеде кататься не умела...

Несколько минут ушло на то, чтобы как-то успокоить маму. Повесив наконец трубку, я поняла, что мне предстоит еще более трудная задача.

Как я сообщу обо всем Люси? "Детка, твоя мама ненадолго уехала из Майами. Она только выйдет замуж за мистера Блэнка, который рисует картинки к ее книжкам..."

Люси сидела неподвижно, как изваяние. Я распростерла для нее объятия со словами:

– Они сейчас в Неваде...

Люси вскочила, зацепив стул – он с грохотом упал, – и, увернувшись от меня, побежала в свою комнату.

Так поступить с родной дочерью! Этого я никогда не прощу Дороти, пусть не надеется! Такое не прощают. С нас и ее первого замужества хватило. Дороти было всего восемнадцать. Мы ее предупреждали. Мы приводили самые убедительные аргументы. Армандо едва говорил по-английски, по возрасту годился невесте в отцы. И его здоровье, и "мерседес", и золотой "Ролекс", и роскошные апартаменты с видом на море – все внушало нам подозрения. Армандо появился бог знает откуда, шиковал неизвестно на какие средства – таких типчиков в Майами полно.

Паршивка Дороти! Знала же, что я работаю как проклятая! Знала, что я и так сомневалась, стоит ли Люси приезжать, ввиду последних убийств! Но поездка была запланирована, и Дороти употребила все природное обаяние, чтобы убедить меня не отказываться от визита племянницы.

"Кей, если Люси будет тебе мешать, просто отошли ее обратно. Можно все переиграть, – сладко пела моя сестрица. – Сама знаешь – Люси так ждет этой поездки. Только о тебе и говорит. Она тебя просто обожает. Ты ее кумир. Никогда не видела, чтобы ребенок кем-то так восхищался!"

Люси сидела на краешке кровати, не шевелясь и уставившись в пол.

– Хорошо бы самолет разбился – вот и все, что сказала девочка, пока я помогала ей надеть пижаму.

– Ты ведь на самом деле так не думаешь, – произнесла я, расправляя вышитый маргаритками воротничок. – Побудешь у меня подольше. Это же здорово!

Люси зажмурилась и отвернулась к стене.

Я осеклась. Где найти слова, которые могли бы утешить Люси? Я села на край кровати и некоторое время беспомощно смотрела на девочку. Потом осторожно придвинулась и принялась гладить ее по спине. Кажется, подействовало – постепенно дыхание Люси стало ровным, как у спящей. Я поцеловала девочку в макушку и тихо закрыла дверь.