Помолчав спросила:

– Слушай, а завтра-то ты придешь?

Чуть было не ответил честно: «Не знаю. Но очень на это надеюсь». Но, конечно, вовремя прикусил язык и твердо сказал: «Да».

Потому что если не прийти сюда завтра, если оставить Таньку одну в новогоднюю ночь, вообще непонятно, зачем нужна вся эта затея. Нет. Не может такого быть.

Конечно, пришел. Причем заранее, часов в восемь. Не нарочно, но очень обрадовался, что так получилось. Теперь Таньке не придется весь вечер беспокоиться и гадать. Очень все-таки трудно, когда не можешь просто взять и позвонить.

А кстати, интересно, почему она до сих пор не спросила номер моего телефона? Ну, не по рассеянности же, в самом деле. Или ждет, пока я сам скажу? Или?..

Да ну, нет. Какая ерунда.

И решительно нажал кнопку звонка.

Сидели прямо на полу, вернее, на вытертом ковре в гостиной, освещенной бледно-голубыми шарами и яркой аквариумной лампой, пили горячий яблочный сидр с гвоздикой и медом, смотрели, как скользят по стенам гигантские прозрачные тени рыб. Специально выключили не только телевизор и радио, но и компьютер, чтобы не следить за временем, растянуть наступление Нового года на несколько часов, а то и до самого утра, пока хватит сил. Но все равно, конечно, не смогли пропустить полночь: даже тихая, вечно безлюдная улица Бармалеева взорвалась в этот момент восторженными воплями и треском фейерверков. И тогда Танька сказала:

– Все-таки ужасно здорово, что ты не китайский злой дух. А то бы они сейчас тебя распугали. Фейерверки затем, оказывается, и придумали – злых духов пугать.

Согласился:

– Я совершенно точно не злой. И определенно не китайский. И не…

– Ты не отражаешься в зеркалах, – сказала Танька. – И даже в оконных стеклах. Я давно заметила. На третий, кажется, вечер. Ничего не говори, не надо. Не сейчас.

Ладно. Не сейчас так не сейчас. Честно молчал несколько минут. Но потом все-таки сказал:

– Может и хорошо, что ты заметила. По крайней мере, не придется врать, будто у меня внезапная командировка – прямо завтра, с утра. Тем более, я так и не придумал, чей телефон тебе оставить вместо своего, если спросишь. Разве что Лехин? А кстати, да, отличная идея. Но она только сейчас пришла мне в голову.

– Я потому и призналась – чтобы тебе выкручиваться не пришлось, – кивнула Танька. – Ни о чем тебя не собираюсь расспрашивать. Спасибо, что пришел. Из-за этого смысл сразу опять появился – вообще во всем. И теперь никуда не денется, чтобы ни случилось. Такая неотменяемая штука этот твой смысл. На вечные времена.

После того как Танька уснула, еще долго сидел в гостиной. Думал: «И я сам, получается, тоже неотменяемая штука. И тоже на вечные времена, как бы это ни выглядело со стороны».

Закрывая за собой дверь Танькиной квартиры, был совершенно спокоен. И счастлив – как, пожалуй, никогда прежде.

Отличный улов.

* * *

– Ничего не говори, – просит Танька. – Я знаю, что Бобка умер еще в ноябре, мне Леха рассказал. Объявился первого января вечером – приехал, оказывается, своих навестить и узнал от них, что я тоже в городе. Сонька, кажется, кому-то из его сестер сказала. Или не Сонька? Ай, неважно. Кто бы это ни сделал, всяко молодец. Такой отличный вышел сюрприз! Сидели до утра, болтали обо всем на свете. Но в основном, конечно, о Бобке. Леха, оказывается, с ним очень сдружился в последние годы. И его отъезд, в отличие от моего, ничего не изменил. В Скайпе чуть ли не каждый вечер болтали, в гости ездили. Так что пришлось мне Леху утешать. Это оказалось совсем нетрудно и даже немного смешно – при свете новогодних фонариков, которые Бобка мне буквально позавчера принес и самолично развесил под самым потолком. Что, честно говоря, камня на камне не оставляет от стройной и внятной теории о регулярных галлюцинациях на почве тяжелого обострения достоевского Петербурга в моем организме. Я бы просто не дотянулась даже со стремянки. Во мне росту всего метр пятьдесят шесть. А Бобка – метр девяносто. И не надо поправлять меня: «был». Ничего не говори.

Когда после испытательного срока подписал контракт аж на пять лет, первым делом решился сменить квартиру. Всегда хотел жить поближе к центру.

Самое смешное, что оказывается давным-давно мог бы переехать: мансарда в Старом городе стоила примерно столько же, сколько его бывшая квартира у черта на куличках. Ну, правда, площадь поменьше. И студия – то есть без отдельной кухни, просто плита и раковина в углу. И ванны тоже нет, только душ. Ай, да плевать. Зато самый настоящий работающий камин и целых два окна. И наверху маленькая каморка-кладовая, через которую можно вылезти на крышу. Впрочем, заранее был уверен, что ни за что туда не полезет: высоты боялся с детства. И никакие психологи не помогли, хотя одно время очень старался избавиться от этого страха.

Потом забил.

Фотокамеру нашел, когда наводил порядок в каморке наверху. Ничего выдающегося, хоть и не совсем дерьмо. Canon PowerShot G. Девятка. Несколько лет назад считалась очень даже ничего. В интернете о ней уважительно писали «полупрофессиональная». Осталось понять, кто такой этот самый «полупрофессионал», для которого предназначен подобный рабочий инструмент. Как он выглядит, чем питается, где гнездится. Забавное должно быть существо.

…Позвонил квартирной хозяйке. Дескать, обнаружено ценное имущество, кому отдавать? Хозяйка от имущества наотрез отказалась. На вопрос о прежних жильцах, помявшись, ответила: «Наверное, им не нужно, раз до сих пор не пришли. Оставьте себе».

Вот спасибо так спасибо. Царский подарок. Блин.

Гэшечка была ему совершенно не нужна. И даже изрядно бесила. Потому что, будучи профессиональным телеоператором, он искренне считал неподвижные картинки вчерашним днем. Старые фотографии часто кажутся трогательными, особенно когда изображают свадьбу твоих родителей или тебя самого в возрасте пяти месяцев. Ну и искусством в ту пору фотография все-таки была, иногда – самым настоящим, без скидок. Но заниматься фотосъемкой сейчас – все равно что малевать пиктограммы на скалах, упорно игнорируя изобретение письменности, печатного станка, а вслед за ним и компьютера.

Будь это подарок или, чем черт не шутит, глупая, по пьянке сделанная покупка, просто отдал бы одному из племянников, а то и вовсе выбросил бы, да и дело с концом. Но камера была чужой вещью, поэтому ни подарить, ни выбросить ее не мог. Пришлось оставить.

Решил упаковать и убрать с глаз долой, но выработанное за долгие годы работы уважение к любой технике и привычка содержать ее в порядке, взяли свое. Зарядил аккумулятор, включил – вроде, работает. Язвительно ухмыляясь, покрутил настройки. Да уж, техника на грани фантастики. Нет слов. Из любопытства проверил карту – пустая. Никаких чужих снимков. Даже жаль. Было бы любопытно взглянуть.