Я писал о крионике в сентябре 2001 г. в своей колонке в Scientific American, и мы с Мерклом стали переписываться. Он пытался убедить меня более непредвзято подойти к возможностям криоконсервации. «На вас до сих пор ссылаются как на ученого, отрицающего крионику, — написал он мне в 2014 г., имея в виду газетную статью, цитировавшую мои слова. — Переходите на светлую сторону, сейчас самое время!»[239] Он отмечает, например, что новые технологии, использующиеся сегодня для криоконсервации и витрификации мозга (превращения криоконсервируемого мозга в стеклообразную субстанцию), превосходят прежние, применявшиеся на первых добровольцах несколько десятилетий назад. Меркл засыпал меня статьями и ссылками, призванными убедить, что «я» хранится в памяти и крионика сохраняет именно память.

Согласно определению смерти «с точки зрения теории информации», вы не мертвы, пока не уничтожены ваши воспоминания, но еще нужно убедиться в возможности восстановления воспоминаний после криоконсервации. Одно дело — видеть под микроскопом неповрежденные синаптические структуры шлифа замороженного мозга; совсем другое — увидеть, как эти синапсы работают, обеспечивая память, в живом мозге. Это нам еще только предстоит. Однако главная мысль Меркла — принципиальная осуществимость крионики.

С учетом того, что ни одного замороженного пока не оживили, это предположение, а не наблюдение. Знаменитый нейробиолог Кристоф Кох, у которого я проконсультировался по этому вопросу, согласился с тем, что экспериментальное исследование может пролить на него свет, но cкептически высказался по поводу витрификации мозга.

Пока самое убедительное свидетельство, полученное от криобиологии, состоит в том, что возвращение к жизни кого-либо из замороженных на данный момент людей крайне маловероятно. Одно дело — замораживать сперму, яйцеклетки или даже эмбрионы и возвращать их к жизни, и совершенно другое — проделать это с крупными органами, такими как мозг. По словам доктора Мехмета Тонера, профессора биоинженерии Гарвардской медицинской школы и криобиолога Массачусетской больницы общего профиля, даже более продвинутый метод витрификации, при котором ткани насыщаются криопротекторами (антифризами), не столь эффективен, как утверждают крионицисты. Как он объяснил в фильме с откровенным названием «Замороженная вера» из сериала Vice (в котором принял участие и я), «крупные объекты можно лишь медленно охлаждать и медленно нагревать; лед неминуемо образуется при нагревании». В мозге это привело бы к разрушению нейронов и их синаптических связей вместе со всеми воспоминаниями, которые могли в них сохраняться. Хотя, как стало известно, при достаточно высокой концентрации криопротектора нагревание, возможно, не сопровождается образованием льда: свидетельство в пользу этого вывода получено на тканях, намного более простых, чем ткани мозга, и на мозге животных, значительно уступающих размерами человеку.

Более того, имеющиеся у нас криопротекторы действуют лишь на клетки одного типа, а для разных клеток нужны разные вещества. Но тело и мозг человека состоят из клеток множества типов, и, чтобы защитить одни при заморозке, пришлось бы пожертвовать другими. Например, вам удалось бы сохранить многие клетки почек, но это нельзя было бы сделать одновременно, скажем, для мозга. В сериале Vice было продемонстрировано, как при использовании одного и того же криопротектора одна клеточная линия осталась относительно целой, а другая была чрезвычайно сильно повреждена. «Это очень сложная проблема, — говорит Тонер. — По мнению некоторых, достаточно витрифицировать, и все выживет. Это неправда. Надежды получить обратно голову с целыми воспоминаниями смехотворны. Я 33 года днями напролет бился над проблемой заморозки, и знаю, что ничего не выйдет»[243].

Это значит, что крионицисты обязаны доказать, что их метод работает, а не ученые — опровергнуть его (или доказать, что это невероятно). Вот что убедит меня: подвергните на неделю криоконсервации и заморозке крупное млекопитающие, например собаку, при −130 °C и оживите ее с относительно неповрежденной памятью — чтобы она помнила свою кличку, владельца и дом, освоенные команды, например «сидеть», «принеси мяч», — в общем, вела себя как та же самая собака, какой была до эксперимента, по оценкам владельцев. Это станет доказательством, которое вынуждены будут принять во внимание даже самые неистовые скептики.

Как свидетельствует название, экстропианцы против энтропии. С учетом второго закона термодинамики, согласно которому Вселенная находится в состоянии увеличения энтропии, это по-настоящему смелые мыслители. Начать с того, что экстропианцы придерживаются образа жизни, призванного отсрочить неизбежное телесное увядание на достаточно долгий срок, чтобы дождаться предполагаемых технологических чудес, которые трансформируют их тела в вечные хранилища информационных паттернов, составляющих душу. Согласно статье Википедии об экстропии, термин был введен в обиход в 1988 г. и обозначает «меру развитости интеллекта, функционального порядка, жизненности, энергии, опыта, стремления к развитию и росту биологической или организационной системы». Почувствовать технооптимизм этого движения можно по псевдонимам основателей: Том Морроу (Том Белл), Макс Мор (Макс Т. О’Коннор) и Наташа Вита-Мор (Нэнси Кларк), считающаяся первым философом-трансгуманистом женского пола (и, как она надеется, не последним). В основополагающем документе движения «Принципы экстропии» Макс Мор (ныне генеральный директор крионической организации Alcor) излагает самые что ни на есть здравые мысли. Во-первых, экстропианцы верят в бесконечный прогресс, что означает «стремление к большей разумности, мудрости и эффективности, неограниченный срок жизни» и «устранение политических, культурных, биологических и психологических ограничений прерывного развития». Во-вторых, экстропианцы провозглашают «постоянное этическое, интеллектуальное и физическое самосовершенствование посредством критического и креативного мышления, непрерывного обучения, личной ответственности, проактивности и эксперимента». В-третьих, экстропианцы предпринимают действия «с позитивными ожиданиями», причем отдельные люди и организации должны «без устали проявлять проактивность». В-четвертых, экстропианцы разрабатывают и используют «технологии, являющиеся не самоцелью, а эффективными средствами улучшения жизни». Наконец, в-пятых, экстропианцы поддерживают «социальное устройство, способствующее свободе коммуникации, свободе действия, экспериментированию, инновации, постановке вопросов и обучению»[244].