Ууламетс же едва взглянул на него. Сейчас он был занят тем, что складывал в мешок многочисленные горшочки и старался получше переложить их мхом. В этот момент ставни вновь затрещали, и существо, сидевшее на столе, повернулось на едва видимых ногах и зашипело.

Ууламетс тоже взглянул в сторону окна. Отблески тлеющих углей высвечивали гримасу боли, отражавшуюся на его лице, а, возможно, и страха. Саша был не вполне уверен в этом. Он поднялся на ноги, тогда как Петр спал словно мертвый.

А Ууламетс продолжал возиться с мешком.

— Что мы собираемся делать? — спросил Саша.

— Мы, — сказал Ууламетс, — отправляемся искать ее.

— Искать… ее?… Но ведь она вот здесь, снаружи.

Ууламетс лишь бросил на него хмурый взгляд.

— Она не показывается мне, я не могу ее видеть.

Тогда у Саши возникло очень неприятное чувство, которое посещало его уже не раз, что, несомненно, были еще большие секреты и тайны, чем те, которые Ууламетс записывал в свою книгу, и все, случившееся в этом месте, было гораздо серьезнее, чем простой случай с утопленницей. Ууламетс использует их, как нередко говорил Петр, в качестве наживки для призрака, и Саша подозревал, что здесь было не только отчаяние убитого горем отца. Возможно, это мнение было слишком пристрастным, ведь на самом деле, он просто не знал, до какой степени отчаяния может быть доведен человек, но по своим собственным представлениям он полагал, что если человек может самым бессердечным образом третировать своих гостей, получая от них нужную ему выгоду… такой человек был очень похож на дядю Федора.

— Разбуди его, — сказал старик, обращаясь к Саше.

— Чтобы идти в эту ночную темень? — попытался возразить мальчик.

— Я уже объяснял тебе: независимого от того, день за окном или ночь, опасность для нас остается все та же.

— Тогда, может быть, нам следует подождать до наступления дня, — не сдавался Саша, — ведь сейчас, кроме всего, мы можем свалиться в реку.

— Но опасность будет еще больше, если нам придется встретиться с ней у себя дома, — хрипло проговорил Ууламетс. — Никогда не впускай. Никогда не впускай ее в этот дом. Делай только то, что я говорю. Разбуди его и запомни, что у нас нет выбора. Или ты глух и нем к опасности, в которой мы оказались? Или ты просто дурак?

— А что вы скажете об опасности, подстерегающей Петра?

Старик взял в руки железную сковороду и стукнул ею об стол. Черный шар немедленно зашипел и подскочил к потолку и там, перепрыгивая с одной балки на другую, скрылся в темноте. В этот момент на своем месте начал ворочаться Петр, который так и спал, свалившись у теплых камней и не выпуская из рук меча.

— Прошу прощенья, — сказал Ууламетс. — Но пришло время вставать, Петр Ильич. Мы уже готовы.

— Готовы для чего? — спросил Петр, старясь втиснуть слова в паузы между вдохом и выдохом.

— Она здесь, — сказал Ууламетс, а Саша тут же подумал, что должен сделать что-то, или хотя бы сказать… Но он все еще не мог понять, находится ли он сам под действием колдовства, или это щемящее чувство, которое убеждало его в правоте слов Ууламетса, исходило из его собственных ощущений. — Мы очень быстро должны идти, — сказал старик, начиная одеваться. Когда он пересек комнату, отыскивая на кровати свою одежду, на потолочных балках послышалась какая-то возня, сверху свалилась покрытая плесенью корзина и, подпрыгивая, покатилась по полу.

Петр взглянул вверх, перекладывая из руки в руку меч, теперь уже освобожденный от ножен. Саше показалось, что Петр был слегка испуган, хотя об истинной причине его испуга догадаться было трудно: то ли Петр находился под действием таких же, как и Саша, ощущений, то ли эта возня под потолком вывела его из себя.

Ууламетс подтянул штаны под своей широкой рубахой и надел сапоги. Саша молча стоял, одетый во все, кроме кафтана, а Петр все еще поправлял волосы, которые лезли ему на глаза.

— Подъем, — свирепо проговорил Ууламетс. — Поднимайся.

— И куда идти? — спросил Петр. Меч с легким щелчком вернулся на свое место, в ножны. Он поднялся на ноги. Волосы же его продолжали торчать во все стороны. Он взглянул на Сашу, и в этот момент отблески углей и падающие тени придали его лицу выражение безнадежности и отчаяния. Он начал задавать ему вопросы, на которые у того не было ответов.

— Он говорит, — сказал Саша, — что она не должна переступать этот порог, а мы должны отправиться туда, где по его представлениям она находится постоянно. В противном случае нас ждет непоправимая беда, и самое худшее будет, если она войдет в этот дом.

Петр уже второй раз провел рукой по волосам. Но и эта попытка не принесла лучшего результата. Он выглядел опустошенным и недоумевающим, как человек, которого только что разбудили, нарушив крепкий сон, или оторвали от скверных сновидений.

— Это означает, что мы должны отыскать ее дерево, — пробормотал он себе под нос, покачивая головой. — Батюшки мои, конечно. Это чудесный план: прямо в полночь мы отправимся на поиски призрака и его дерева.

Неожиданно он посмотрел в сторону двери. Взгляд его был все таким же опустошенным, но рука еще крепче вцепилась в меч.

— Петр? — негромко окликнул его встревоженный Саша, подошел и встал рядом с ним.

— Она здесь, совсем рядом. Может быть, даже за этой дверью… Она говорит… — Петр неожиданно затряс головой и взглянул на Ууламетса.

— B что же она говорит? — спросил тот.

— Не доверять тебе, — резко отрезал Петр, и Саша весь напрягся, ожидая, что старик разразится гневом. Но Ууламетс лишь коротко заметил:

— А вместо меня поверить только ей? Я бы на твоем месте отказался. — Старик снял с колышка свой кафтан и накинул его на плечи. — Это может быть весьма пагубным для тебя, а в конечном счете, и для всех нас. — Он начал просовывать веревку от щеколды в отверстие на двери, с тихим бормотаньем, напоминающим пение, как он обычно делал, а затем сказал, обращаясь к Саше: — Принеси мой мешок, малый. И постарайся быть с ним поосторожней.

У Саши мелькнула было мысль отказаться от этого поручения и занять во всем происходящем сторону Петра, но либо смелость, либо глупость удержали его от этого — он так и не понял, что именно было здесь главным. Он подхватил мешок, который старик весь вечер чем-то набивал, а тот взял в руки свой посох и поднял щеколду.

На дворе было безветренно. И вокруг дома не было ничего угрожающего.

— Пошли, — сказал Ууламетс, и они, подхватив с колышков свои кафтаны, последовали за ним.

Не было и в помине ни призрака, ни ветра, ни дыхания опасности, словом ничего, до тех пор, пока дворовик не прошмыгнул между ногами у Петра, которому пришлось буквально задушить внутри себя громкий крик, готовый вырваться в ночную тишину.

— Что это? — воскликнул он, переводя дыханье и сжимая рукой рукоятку меча, когда вырвавшееся на свободу существо исчезло где-то за изгородью.