…Замыкавшие кильватерные колонны обоих флотов и предоставленные сами себе, «первенцы» самозабвенно перебрасывались снарядами, и через полтора часа после открытия огня – в 15.00 – германские Panzersprenggranaten[42]сделали своё дело: «Дредноут» погиб под огнём «Нассау», пополнив собой список британских кораблей, взлетевших на воздух.

* * *

В середине боевой линии противостоящих флотов, грохочущей змеёй растянувшейся на одиннадцать миль, бой принял ожесточённый характер. Здесь встретились 1-я линейная эскадра Гранд Флита во главе с «Королевой Елизаветой» – флагманским кораблём адмирала Джеллико – и 3-я эскадра германских дредноутов вице-адмирала Бенке. Пять «кайзеров», расправившихся с «орионами» Уоррендера в бою 16 декабря, превосходили британские двенадцатидюймовые дредноуты по огневой мощи и броневой защите, и это не могло не сказаться: спустя сорок минут после начала боя два английских линкора – «Коллингвуд» и «Сен-Винсент» – были выбиты из строя и покинули боевую линию, борясь с пробоинами и пожарами. «Канада» вступила в поединок с «Фюрстом Бисмарком», а на долю «кёнигов» выпала честь состязаться с «первой леди» Ройял Нэйви, поддержанной линкором «Вэнгард», игравшим при «королеве» роль верного пажа.

И «Канада», и бывший «Саламис» были вооружены одним и тем же калибром – четырнадцатидюймовыми орудиями. Только на первой эти пушки были английскими, а на втором – американскими, и бой должен был показать, какие из них лучше. Исход боя между «реквизантами» был закономерен – его определили лишняя пара стволов, имевшихся у «Канады», и размеры (бывший чилиец почти в полтора раза превосходил бывшего грека по водоизмещению), при равном бронировании обеспечившие «Канаде» лучшую живучесть. Но «малыш с увесистыми кулаками» сумел дать сдачи: когда он уходил под воду, «Канада» горела ярким факелом от носа до кормы. На соседних кораблях ждали, что линкор вот-вот взорвётся, однако этого не произошло: слабо отстреливаясь, «Канада» покинула поля боя.

«Куин Элизабет» стала мишенью для трёх «феодалов» – «Кронпринца», «Маркграфа» и «Кёнига», – но сражалась достойно, яростно сопротивляясь их домогательствам. «Кёниг» получил серьёзные повреждения на баке и принял полторы тысячи тонн воды, «Маркграф» заработал подводную пробоину (при этом его левая машина вышла из строя); два тяжёлых снаряда, попавшие в «Кронпринц», не пробили его главный броневой пояс, однако вызвали сильную течь. Три из пятнадцати башен на германских дредноутах замолчали, а «королева» продолжала раздавать оплеухи из всех своих восьми стволов. Англичанам помогали условия видимости, затруднявшие сосредоточение огня нескольких кораблей по одной цели, и до поры до времени это было спасением для «Куин Элизабет», поочередно вразумлявшей своих противников. Положение осложнилось, когда «Гроссер Курфюрст», изувечивший «Вэнгард» и отделавшийся при этом только вмятой кое-где бронёй, перенёс огонь на «королеву», а видимость с SO на NW снова улучшилась. Немцы имели теперь двойной перевес в огневой мощи; накрытия сменились попаданиями, терзавшими элегантный корпус «Куин Элизабет», и тогда Джеллико приказал дивизии Джерама оставить в покое потрепанные «гельголанды» и придти на помощь флагманскому кораблю, на который (в дополнение к «феодалам») уже нацеливались «Фридрих дер Гроссе» и «Принц-регент Луитпольд».

Бой между дредноутами первого поколения, замыкавшими обе колонны, распался на ряд отдельных стычек. Торпедные атаки с обеих сторон расстроили боевые порядки в хвосте, но это не сильно беспокоило командующего Гранд Флитом: он понимал, что исход сражения определится результатом боя между лучшими линкорами сторон, шедшими в голове. Знал это и Рейнхардт фон Шеер, предоставивший младшими флагманам своих концевых дивизий «инициативу на местах» и сосредоточивший всё внимание – и огонь «вюртембергов» – на дредноутах вице-адмирала Стэрди: на линкорах типа «R».

* * *

В башне было ярко-светло и тихо, как в операционной. Внутри этого слитка стали, застывшей в причудливых формах траверзной брони, площадок и колодцев, матросы были невесомыми и бесшумными. Серая и огромная, как свисающий зад слона, казенная часть орудия непрерывно и чуть заметно двигалась вверх-вниз в ярко освещенном колодце башни, в котором блестящие рельсы зарядника крутым изгибом американских гор проваливались вниз, в зарядное отделение. Казалось невероятным, что этот толстый непонятный обрубок, опутанный проводами, продолжается там, за башней, стройным и легким устремлением безупречно сужающегося ствола.

Человеческая мысль была уплотнена здесь в движущуюся сталь, одухотворенную нервной энергией электрического тока. Движение тысячи тонн почти разумной стали, точное до миллиметра, производилось квадратными крестьянскими пальцами первого наводчика Ганса Риттера.

Комендор Риттер был приделан к орудию в качестве особого механизма, связующего стеклянную и стальную его части: он удерживал нить прицела на едва различимом силуэте неприятельского линкора. Кроме того, он же нажимал ногой педаль, производя этим в канале орудия взрыв ста пятидесяти килограммов нитроглицеринового балиститного пороха.

В ожидании выстрела башней владела тревожная тишина, подчёркнутая непрерывным жужжанием моторов. Каждый щёлчок реле сжимал сердца, угрожая оглушающим грохотом залпа, и тогда все вскидывали глаза на Риттера, упёршегося правым глазом в резиновый ободок прицела, – не получил ли он команду?

Башню рвануло вбок, и белым пятном проступило лицо гальванера, схватившегося за рубильник. Лязг, грохот, звон, шипенье наполнили тесное нутро башни, ограниченное плитами тяжёлой брони. Из провала стремительно поднялся зарядник, громадный, как рояль, поставленный на ребро, догнал орудие и присосался к уже открывшейся его пасти, выпустив гремучую стальную змею, выпрямляющуюся на ходу в упругую палку. Змея втолкнула снаряд в канал орудия и быстро побежала обратно. По дороге она задела за выступ медного ящика над лотком, и оттуда, хлопнув дверцей, вывалился шелковый цилиндр полузаряда. Змея ринулась вперед, загнала его в дуло и на обратном пути выронила в лоток второй полузаряд, закованный в латунную гильзу; коротким, уже сердитым ударом она вбросила и его в канал ствола и, громыхая и лязгая, скрылась в своей норе, а зарядник стал падать вниз, в провал, так же стремительно, как появился. Чавкнул замок, вжавшийся в орудие, и в башне опять наступила тишина, подчеркнутая жужжанием моторов.

Это был выстрел, а не катастрофа: самого выстрела в башне не слышно, и раскрывать рот оказалось незачем. Орудие вновь было готово к выстрелу без помощи человеческих рук – все произошло настолько быстро, что снаряд за это время ещё не долетел до цели.

Вылетев из дула орудия с превосходящей воображение скоростью восемьсот метров в секунду, он, опережая звук выстрела, рождая свой собственный гром, поднимался высоко в небо почти по прямой линии. Но неуклонная сила земного тяготения потянула его вниз, сгибая все круче и круче линию его полета. Он наклонился остроконечной головой к воде – раскалённый, громыхающий, бешено вращающийся объект сложной невидимой борьбы многих механических сил: взрыва пороховых газов, силы земного тяготения, сопротивления воздуха, наклона оси орудия, инерции корабля в момент залпа и своего собственного вращения. Сложение всех этих сил, заранее рассчитанное таблицами артиллерийской стрельбы, направило снаряд к цели и швырнуло его в воду рядом с ней. А в мозгу старшего артиллериста, фрегаттен-капитана Крейцера, управлявшего огнём «Вюртемберга» с поста центральной наводки, четыре водяные свечи, вставшие за серым силуэтом английского линкора, отпечатались сухим артиллерийским термином «перелёт».