Следующим снарядом, попавшим в башню «Х», сорвало с болтов крышу башни, и она с лязгом подпрыгивала при каждом залпе. На «Малайе» же произошел редкий случай: два снаряда попали в одно и то же место – в шестидюймовую броню, защищавшую 152-мм батарею. Второе попадание оказалось для «Малайи» самым тяжёлым: снаряд разорвался в батарее и воспламенил кордит. Из полупортиков вырвалась стена огня, достигавшая высоты мачт, и с других кораблей казалось, что «Малайя» вот-вот взорвётся. К счастью для бриттов, на сей раз кордит только горел, но не взрывался. Тем не менее, разрушения и жертвы были огромными: когда противоминная батарея была освещена через запасную магистраль, она являла собой жуткую картину – всё было закопчено и оголено огнем, переборки камбуза, корабельной лавки и сушилки были выпучены и изогнуты самым причудливым образом, и вся палуба дюймов на шесть была покрыта водой. В воздухе висел душный запах горелого человеческого мяса – в батарее сгорело заживо не меньше пятидесяти человек.

Пожар на «Малайе»

Снаряды продолжали поражать горящий дредноут – один из них попал в лазарет, убив всех там находившихся, другой ударил в нижнюю кромку 330-мм бортовой брони и вдавил её внутрь. Чтобы закрыться от града снарядов – вокруг «Малайи» падало по шесть залпов в минуту – было отдано распоряжение для поднятия защитной завесы из всплесков открыть огонь на ближайшую дистанцию из 152-мм орудий. Однако положение «Малайи» оставалось опасным: линкор спасло только то, что ход его не уменьшился, а немцы перенесли огонь на искалеченный «Уорспайт».

…Неравный бой «королев» с Флотом Открытого моря продолжался сорок пять минут, и этот бой не завершился полным разгромом дивизии Эван-Томаса только благодаря смелой торпедной атаке 13-й флотилии эсминцев, возглавляемой лёгким крейсером «Чемпион». При выполнении этой атаки погибли британские эскадренные миноносцы «Нестор» и «Номад»; попаданий в германские линейные корабли достигнуто не было, но потрёпанные дредноуты Эван-Томаса смогли оторваться от линкоров противника и закрылись от крейсеров Хиппера плотной дымовой завесой.

Бедикер и Битти прервали дуэль и отвернули в разные стороны, возвращаясь к своим главным силам: разведывательный цеппелин «L-23» донёс Шееру об обнаружении Гранд Флита, приближавшегося с северо-запада, а Джеллико уже знал, что перед ним – весь Флот Открытого моря. Командующие обоими флотами стягивали все свои силы в кулак – силачи, вышедшие на арену, сходились лицом к лицу.

Над Северным морем летели цеппелины. Восемь дирижаблей – «L-11», «L-13», «L-14», «L-16», «L-17», «L-20», «L-21» и «L-23» – вели разведку. Видимость была сносной: два цеппелина обнаружили английские линкоры, опознали их – не зря учились! – подсчитали и сообщили о них Шееру с указанием примерных координат.

…С высоты двух тысяч метров – с борта дирижабля «L-23» – дредноуты Гранд Флита казались игрушками, расставленными на сером шёлке и украшенными длинными чёрными лентами. Не верилось, что любая из этих плавучих боевых машин может превратить в руины приморский город, и что тысячам людей, запертым в тесноте их орудийных башен и в недрах котельных отделений, в самом скором времени предстоит захлебнуться в холодной воде.

Цеппелин над колонной кораблей

– Как их много… – произнёс лейтенант Вальтер Крессе, глядя на скопище кораблей.

– Ничего, – бодро отозвался стрелок Вернер Хольт, – наших не меньше! Адмирал уже знает об английских линкорах, так что к встрече с ними он приготовится.

– Не знаю, как там сложится у Шеера, – меланхолично отозвался лейтенант, – но нам они подготовили незабываемую встречу. Смотри!

Стрелок посмотрел туда, куда показывал Крессе, и похолодел: поблескивая лаком плоскостей, меченых трёхцветными кругами – опознавательными знаками британских ВВС, – к цеппелину приближался аэроплан. Во время боевых вылетов Вернер Хольт насмотрелся всякого: он видел, как горят и рушатся дома, как в грозовые ночи на металлических стойках гондолы, на стволах пулемётов и даже не проволочных каркасах фуражек экипажа пляшут голубые огни святого Эльма, и знал, что такое хищные лучи прожекторов и огонь зениток. И он хорошо знал, что при встрече с истребителем в девяти случаях из десяти такая встреча оканчивалась гибелью цеппелина со всей командой. Золотое время, когда противовоздушная оборона англичан была беспомощной против боевых дирижаблей, ушло; немцы вооружали свои цеппелины тяжёлыми пулемётами и даже автоматическими пушками, но это не спасало – у маленького вёрткого аэроплана было слишком много преимуществ перед неуклюжим небесным исполином-дирижаблем, наполненным водородом. Вернер был рад, узнав, что его корабль придали флоту для ведения воздушной разведки – оно как-то безопаснее, – однако, как выяснилось, безопасность эта оказалась сомнительной: на британских кораблях имелись зенитные орудия, и были у англичан авиатранспорты, несущие на борту вооружённые гидропланы.

Бой цеппелина с аэропланами

«Так-так-так-так-так» – услышал Хольт. Аэроплан открыл огонь. Зажигательные пули полосовали огромное тело «L-23», и каждая из этих пуль могла стать для него роковой. Сжав зубы, Вернер припал к пулемёту, ловя в прицел шустрого противника. Он стрелял и стрелял, но самолёт казался неуязвимым. И вдруг, когда боёк пулемёта Хольта лязгнул вхолостую – стрелок выстрелил всё «до железки», – атакующий аэроплан как будто обо что-то споткнулся и пошёл вниз подбитой птицей. Вернер вытер вспотевший лоб. «Наверно, я попал в лётчика, – подумал он. – Не повезло парню…».

В небе вспухали белые облачка шрапнельных разрывов – английские корабли били по цеппелинам из всех орудий. Но «L-23» повезло вторично: он благополучно вышел из зоны обстрела. Не повезло его собрату «L-21»: цеппелин вспыхнул, встал вертикально и рухнул в волны Северного моря. За два года войны англичане многому научились…[38]

…Для «L-23» везение кончилось на обратном пути, когда воздушный корабль попал в полосу сильного ветра. Его снесло к побережью Бельгии, а потом случилось худшее. Скорее всего, при обстреле с аэроплана и с кораблей шпангоуты дирижабля были повреждены, и цеппелин под напором ветра развалился в воздухе в окрестностях Гента, высыпав вниз всё своё живое и неживое содержимое. Удача улыбнулась в третий раз только одному члену его экипажа: матросу-стрелку Хольту, который хоть и не сумел воспользоваться парашютом – одним из тех, что были развешены внутри гондолы, – но выпал из неё на небольшой высоте.

Падая, Вернер угодил на крышу одной из построек женского монастыря в пригороде Гента, проломил её, и… оказался в мягкой постели, где безмятежно спала молодая монахиня. Благочестивая сестра спросонья приняла бравого матроса за ангела небесного – Вернер Хольт остался без мундира и сверкал белым нательным бельём, – и приступ её религиозного экстаза вскоре перешёл в пылкую страсть. Рано утром Хольт, хоть и был немцем, ушёл по-английски, не без оснований опасаясь репрессалий со стороны администрации монастыря (и не только за вопиющее нарушение его устава, но и за то, что обломками дирижабля были убиты три другие монахини, оказавшиеся не столь везучими, как «жертва» Вернера), оставив свою мимолётную подругу крепко спящей – бурное всенощное бдение изрядно её утомило[39].