– Да, – произношу я медленно, вспоминая, как у меня сжималось сердце, а я сознательно его игнорировала.

– Ну, миокардит кажется вполне вероятным диагнозом.

У меня больше нет вопросов, по крайней мере к нему. Я поднимаюсь.

– Что ж, спасибо вам большое, доктор Чейз.

Он тоже встает, встревоженный. Нервничает, похоже, сильнее прежнего.

– Пока вы не ушли, я обязан сказать вам еще кое-что.

Я снова сажусь.

– Из-за особенностей вашего образа жизни мы не уверены в состоянии вашей иммунной системы.

– Что это значит?

– Мы полагаем, что она может быть недоразвита, как у младенца.

– У младенца?

– Ваша иммунная система на протяжении жизни не подвергалась обычным вирусам и бактериальным инфекциям. У нее не было возможности научиться бороться с этими инфекциями. Соответственно, не было шанса окрепнуть.

– Так, значит, я все же больна?

Доктор откидывается на спинку кресла.

– У меня нет исчерпывающего ответа. Это для нас неизведанная территория. Я никогда еще не сталкивался с подобными случаями. Возможно, вы будете болеть чаще, чем люди со здоровым иммунитетом. Или же, заболев, будете переносить болезнь очень тяжело.

– И как это выяснить?

– Не думаю, что есть способ это выяснить. Я просто рекомендую вам соблюдать меры предосторожности.

Мы договариваемся, что я буду приходить к нему раз в неделю. Доктор говорит, что мне не нужно спешить, выходя в мир: никаких больших скоплений людей, незнакомой еды и изнурительной физической активности.

– Мир никуда не денется, – добавляет он, когда я иду к двери.

СЛЕДУЮЩИЕ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ я ищу информацию, которая помогла бы мне понять, что произошло со мной и с моей матерью. Я ищу дневник с ее мыслями, изложенными разборчивым почерком. Мне нужны доказательства явно выраженного безумия, чтобы я могла проследить его историю и историю свою собственную. Мне нужны подробности и объяснения. Я хочу знать, почему, почему и почему. Мне необходимо выяснить, что случилось, но мама не может мне рассказать. Она совершенно невменяема. А если бы могла? Это бы что-то поменяло? Сумела бы я понять? Поняла бы я всю глубину ее горя и страха? Поняла бы, почему она отняла у меня мою жизнь?

Доктор Чейз говорит, что, по его мнению, ей нужен психотерапевт. Он полагает, что пройдет немало времени, прежде чем мама сможет рассказать мне, что именно произошло, если вообще когда-нибудь сможет. Доктор подозревает, что она перенесла нечто вроде серьезного нервного срыва после смерти моих отца и брата.

Карла использует всю свою силу убеждения, чтобы уговорить меня остаться в этом доме. Не только ради мамы, но и ради себя самой. Состояние моего здоровья все еще неопределенно.

Я подумываю написать Олли письмо. Но ведь прошло уже столько времени. Я лгала ему. Он, скорее всего, успел оставить все в прошлом. Нашел кого-то еще. Я не уверена, что мое сердце выдержит очередное потрясение. Да и что я скажу ему? Я почти не больна?

В итоге Карла убеждает меня пожить с мамой. Она говорит, что я хороший человек и не смогу ее бросить. Я не так уж в этом уверена. Тот человек, которым я была до того, как узнала правду, умер.

Я СОВЕРШАЮ СВОЙ ПЕРВЫЙ запланированный визит к доктору Чейзу. Он настаивает на мерах предосторожности. Я устанавливаю замок на двери своей комнаты.

МАМА ПЫТАЕТСЯ ВОЙТИ КО МНЕ В КОМНАТУ, но я заперла дверь на замок. Она уходит.

Я пишу письма Олли, но не отправляю их.

Доктор Чейз продолжает настаивать на мерах предосторожности.

Я ОКРАШИВАЮ СТЕНЫ СВОЕЙ КОМНАТЫ в разные цвета. Та, что с окном, – бледно-желтая. Полки закатно-оранжевого цвета висят на сиренево-синей стене. Стена над изголовьем кровати лавандовая, а четвертая стена черная, выкрашенная специальной краской, на которой можно писать мелом.

Мама стучится ко мне в дверь, но я делаю вид, что не слышу ее. Она уходит.

Я ЗАКАЗЫВАЮ ЖИВЫЕ РАСТЕНИЯ В СОЛНЕЧНУЮ КОМНАТУ. Отключаю воздушные фильтры и открываю окна. Покупаю пять золотых рыбок, называю всех именем Олли и отпускаю плавать в ручей.

ДОКТОР ЧЕЙЗ УТВЕРЖДАЕТ, что мне еще рано думать об очном обучении. В школе слишком много детей и болезней. Мы с Карлой убеждаем его позволить некоторым из моих преподавателей приходить к нам домой при условии, что они здоровы. Он неохотно соглашается.

Пациент

Полин Уиттиер (Ж, 51)

Резюме

Пациентка наконец-то сумела вспомнить ту ночь, когда погибли ее муж и сын. Она все еще говорит об этом в настоящем времени. Очевидно, что работы предстоит еще немало.

Стенограмма

А вы знали, что офицеры полиции трогают свое оружие, когда нервничают? Это такая форма тика. Я заметила это в приемном отделении, когда они приводили членов преступных группировок или грабителей. Думаю, это их успокаивает. Двое полицейских пришли ко мне в дом после, после того, как все случилось. Мужчина и женщина. Они что, специально ходят парами? Мужчина. Женщина. Женщина вела беседу и все время трогала свой пистолет. Обращалась ко мне «мэм». Думаю, она хотела, чтобы я сама догадалась о случившемся и ей не пришлось бы произносить слова вслух. Я врач. Я привыкла сообщать плохие новости. А она нет. Она продолжала говорить. Рассказала мне о том, что произошло, но меня там уже не было. Я вернулась в детскую, к Мэдди. Гладила ее по животику. Она снова заболела.

Она постоянно болела. Ушные инфекции. Диарея. Бронхит. Женщина-офицер продолжала говорить, а мне хотелось, чтобы она замолчала. Хотелось, чтобы все закончилось. Никаких больше плачущих детей, никаких болезней, никаких больниц, никаких больше смертей. Если бы только все могло закончиться раз и навсегда, просто закончиться.

ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЮ МЫ С КАРЛОЙ наблюдаем за мистером Уотерманом, который идет по газону к своей машине. Перед тем как он ушел, я его обняла. Он удивился, но не стал ничего спрашивать, просто обнял меня в ответ, словно это совершенно естественно.