Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но вы же понимаете, что все кончится плохо? – не удержалась Феня. Роль специалиста по брачным отношениям ей была привычнее роли детектива-разоблачителя.
– Вы мне не поверите, – призналась Аделаида с туманной улыбкой, – он меня так любит!..
Как ни странно, на душе у Фени полегчало, осталось только немного вины перед Аделаидой. Желая компенсировать ее, Феня не удержалась от совета:
– Если он вас любит по-настоящему, то вам нужно сделать так, чтобы тесть Ротова узнал о вашей связи!
– Но вы же сами сказали, что Ден обвинит меня во всем и бросит…
– Я не предполагала, что между вами что-то настоящее. К тому же хотела напугать. Но если это любовь, то испытания пойдут на пользу. Гамидов вышвырнет неверного зятя из семьи, Ротов потеряет все, и тогда у него останетесь только вы. Однако ни в коем случае ваш объект не должен догадаться о том, что вы каким-то образом имеете отношение к сливу этой информации, понимаете?
Приподняв брови, Аделаида с интересом слушала свою странную гостью.
Вечером Фене пришлось позвонить Валерке и признаться в совершенной глупости. Детектив был не просто возмущен Фениной выходкой, он пришел в ярость. Сорок минут ругался и кричал, не давая консультанту и рта раскрыть, а иссякнув, заявил, что больше не допустит ее к расследованию.
– Я наказана?
– Да! – рявкнул он. – И как можно обвинять человека в преступлении, не имея ни единого доказательства?!
– Ты уже в третий раз это говоришь. Меня больше заботит, что мы снова в тупике…
– Это ничего, – решительно ответил Валерка. – Это для расследования нормально. Более того, даже отвергнутую версию есть смысл проверить. На всякий случай я узнаю, не соврала ли Аделаида об отдыхе в Эмиратах. А ты больше не высовывайся, подумай, что мы упустили. Где Валя последнюю ночь провела?
Казалось бы, у Фени должно оставаться море свободного времени. Она не была обременена семейными обязанностями, не карпела как каторжная с девяти до шести в какой-нибудь фирме, где десятки, а то и сотни несчастных соревнуются в умении делать богатым кого-то одного. У нее не было фитнеса по средам и пятницам, косметолога раз в неделю, постоянного блога в ЖЖ и даже собаки, которую следовало выгуливать дважды в день. И самое главное, у Фени не было того перпетуум-мобиле материальных потребностей и желаний, которые заставляют человека насиловать самого себя работой ради выплаты бесконечных кредитов. Она была свободна до той степени, которая была возможна в ее обстоятельствах.
А все равно Феня крутилась как белка в колесе: брачное агентство, детективное агентство, посещения Кости в больнице, встречи с папой, новые книги заполняли все ее время без остатка.
Иногда она обдумывала свои мотивы участия в бесконечной суете чужих житейских дел, но выводы ей не слишком нравились. Они противоречили ее ощущению радости от жизни, совершенно ясному и простому. Ее радость была спокойной, она ощущалась фоном всему происходящему на подмостках ее жизни и напоминала Фене задник сцены с ясным небом, освещенный золотыми лучами софита, изображающего солнце. Какие бы сюжеты ни разыгрывались на этой сцене, небо остается безбрежно чистым.
А вот со стороны мотивы Фени могли бы выглядеть не так уж хорошо, и тогда оказывалось, что все механизмы сцены – крутящийся диск в полу, задник и софит – приводились в движение неким Квазимодо.
Воображая себе эту картину, Феня фыркала и смеялась – метафоры ей не давались.
И словно в продолжение ее мыслей случился один интересный разговор с отцом. Они весь вечер гуляли по парку Менделеева, папа рассказывал о своей Эльзе, а после пришли к нему, чтобы распить бутылку чего-нибудь крепкого.
– Шурик, а ты не обидишься, если я спрошу? – спросил отец спустя час после начала распития. – Почему ты замуж не выходишь? Из-за Валерки?
– Не, – ответила чуть пьяненькая Феня, – тушкан тут ни при чем.
– Кто? – Отец рассмеялся так весело, что Феня не удержалась и присоединилась к нему. – Вообще, – согласился папа, – подходит… Так если он ни при чем, то почему?..
– Я, наверное, не для того родилась. – Смех немного отрезвил Феню. – Реальная жизнь для меня – это река, которая течет мимо. Прыгать в нее я не собираюсь. Может, боюсь, а может, и не боюсь вовсе, а просто… Это плохо?
– Честно говоря, я не знаю, что хорошо, а что плохо. Радует, что ты осмысленно поступаешь.
Феня пожала плечами и отпила еще коньяку.
– Так уж сложилось, что я постоянно занята чужими личными делами. Мне надо понимать много разных людей, сочувствовать им, уметь видеть мир их глазами, понимаешь? Тогда я смогу помочь им. И личный опыт мне стал бы помехой – так я чувствую.
– Почему?
– Ну, знаешь, как у людей: девушку бросает парень – и все, мужики теперь для нее козлы. Личный опыт ограничивает, а мир бесконечен в своем разнообразии. Приходится мыслить шире…
– Ты у меня философ, Шурик, – улыбнулся Фене папа. – Философ-стоик и отшельник.
– Отшельник – может быть, но стоик из меня никудышный. Просто прячу зад от неприятностей, и все.
Отец и дочь замолчали.
– Давай-ка я пельменей, что ли, сварю? – предложил он.
Через неделю Фене позвонил Андрей Николаевич, онколог Аллы. Он сказал, что оценивает состояние своей пациентки как стабильное.
– Если вы хотите приехать к ней по делам, то я не возражаю, – разрешил он. – Кстати, а почему Аллу родственники не навещали?
– Нет у нее никого, – объяснила Феня.
Сама она тоже не слишком часто посещала бедную женщину. В основном из-за тяжелого впечатления, которое оставалось от встреч с Аллой. Она не улыбалась даже из пустой вежливости, на вопросы о здоровье отвечала, как робот: «Спасибо, нормально», а свою ситуацию вообще попросила не обсуждать. К тому же Фене нечем было ее порадовать, Костя по-прежнему оставался в состоянии комы.
Понимая, как тяжело было бы Алле присутствовать на процессе, а уж тем более давать показания, Феня решила, что не стоит мучить бедную женщину, пусть ее интересы в суде представляет опытный адвокат. Алла же даст письменные показания, может, при необходимости разок приедет в суд, но не больше.
Феня рассчитывала на солидный срок для Колыванова и его близкой личной подруги. Они обвинялись в попытке заказного убийства, или, как сложно выразился Валерий, в активной недобровольной эвтаназии. Но, кроме того, Колыванов насильственно удерживал Аллу в доме своей любовницы и препятствовал лечению, и не стоило забывать об избиении Кости. Чувство справедливости Фени требовало удовлетворения.
Адвоката для Аллы присоветовал Валерка. Это была высокая, стройная, совсем еще молодая женщина, одетая в удивительно скучный деловой костюм. С первого же взгляда она напугала Феню своим неприступным мрачным видом. Адвоката звали Анастасией Ивановной.