Вам не следует настраивать их против себя. И следите за собой: умывайтесь, хорошо ешьте, не забывайте читать молитвы и слушайтесь мужей.

Из соседней комнаты раздался протяжный голос муллы:

— Приведите старшую дочь! Ее муж Абдул Шариф ждет свою жену. Да будет благословен их дальнейший совместный путь. Поздравления обеим семьям.

— Шахла! — рявкнул вслед за муллой отец.

Шахла отерла слезы с лица и решительно поднялась с пола. Наклонившись к маме-джан, она крепко поцеловала ее лоб и обе руки, затем взглянула на нас. Я обняла сестру и изо всех сил прижала к себе, чувствуя ее дыхание у себя над ухом.

— Шахла… — только и смогла вымолвить я.

Затем настала очередь Парвин. Ради соблюдения традиции церемонию подписания контракта провели вновь с самого начала, вновь повторив все те же имена — отца и деда.

— Ага-сахиб, — тетя Шаима вновь перебила чинное течение никаха, — у моей племянницы имеется серьезный дефект. Она родилась хромой — такова уж воля Аллаха, — и я, как никто другой, знаю, насколько непросто жить с физическим недостатком. Поэтому, уверена, в интересах обеих семей будет гораздо лучше, если мы дадим девочке время закончить школу и повзрослеть, прежде чем она станет женой уважаемого Абдула Хайдара.

В комнате настала гробовая тишина. Все присутствующие были настолько потрясены бесцеремонностью тети Шаимы, что лишились дара речи. Наконец дядя Абдула Халика пришел в себя:

— Мы уже обсуждали этот вопрос, и, по-моему, мой племянник проявил достаточную щедрость, дав девушке шанс, даже вопреки опасениям ее близких, стать женой уважаемого человека. Школа не исправит ее хромоту, так же как учеба не исправила твой горб, Шаима-ханум. Итак, продолжим.

И церемония потекла своим чередом.

— Приведите девушку! Да благословит Аллах этот никах. Мир и благословение Абдулу Халику, благодаря которому он стал возможен. И да продлит Аллах Милосердный твои годы, Абдул Хайдар. Жена с физическим недостатком — ты воистину благороднейший человек, Абдул Хайдар. Представляю, какое это облегчение для родителей девушки, верно, Ариф-джан?

Мама-джан поцеловала Парвин в лоб и медленно поднялась на ноги, так медленно, словно земля тянула ее к себе. Сестра тоже встала и, насколько могла, выпрямила обе ноги. Подавая Парвин голубую паранджу, мама-джан шепотом говорила ей слова, которые предпочла бы никогда не говорить своей дочери:

— Парвин, любимая моя девочка, помни, что тебе придется делать много работы по дому. Возможно, у тебя теперь не будет времени на то, чтобы рисовать и петь песенки, пой их только про себя. Ты услышишь много обидного из-за своей хромоты, но не обращай внимания, дорогая моя доченька.

— Вы заставляете этого мужчину ждать, — строго сказал мулла, обращаясь к моему отцу. — Пожалуйста, пусть приведут его невесту.

— Ведите ее сюда! — прогремел отец, изо всех сил пытаясь сохранить контроль над собой. Как будто наглых выходок тети Шаимы было недостаточно, так теперь еще и нерасторопность жены подрывала его авторитет главы семейства и делала незначительным в глазах муллы и Абдула Халика.

— Пожалуйста, славная моя девочка, помни, что я тебе сказала, — шептала мама-джан, вытирая слезы с лица Парвин. Затем, смахнув слезы с собственных щек, она помогла Парвин надеть паранджу. Мама-джан еще раз обняла и крепко прижала к себе дочь, прежде чем позволила ей двинуться в гостиную, где ее поджидал муж — ровесник нашего отца.

Мама-джан сама повела Парвин, а я осталась в комнате с младшими сестрами. Прислушиваясь к шагам в коридоре, мы с Рохилой понимали — Парвин пытается скрыть хромоту: вместо того чтобы, как обычно, волочить левую ногу по полу, она старалась поднимать ее и шагать как можно ровнее. Наши двоюродные братья вечно дразнили Парвин, как и дети на улице, и в течение недолгого времени, пока она ходила в школу, одноклассники на переменах не оставляли нас в покое, копируя ее походку. Учителя сомневались, сможет ли Парвин освоить грамоту, как будто хромота влияет на умственные способности. В доме мужа с Парвин не будут обращаться хорошо, мы это прекрасно знали. И сердце разрывалось на части.

— Рахим, а куда ушла Парвин? — спросила Ситара.

Я посмотрела на малышку. Она все еще обращалась ко мне как к бача-пош.

— Ее зовут Рахима, — напомнила ей Рохила.

Ситара машинально кивнула. Ее растерянный взгляд все еще был устремлен на дверь, за которой скрылась Парвин.

— Рахима, а куда ушла Парвин? — повторила она свой вопрос.

— Парвин… ушла жить в другую семью. — Я не могла заставить себя произнести слова «муж» или «свадьба» рядом с именем сестры. Это звучало дико.

Все происходящее выглядело тоже дико, словно маленькая девочка напялила туфли своей матери.

Шаги в коридоре стихли. Вскоре послышались голоса во дворе. Я подошла к окну, чтобы в последний раз взглянуть на сестру. Из-за своей больной ноги Парвин казалась меньше ростом, гораздо меньше, чем любая девочка-подросток ее возраста, и в два раза ниже, чем ее муж. Я содрогнулась при мысли, как ужасно будет чувствовать себя сестра, оставшись наедине с ним. Из окна мне было не видно, но я знала — мама-джан стоит в дверях и тоже смотрит вслед дочери.

— А когда Парвин придет обратно? — раздался у меня за спиной голос Ситары.

Я обернулась и отсутствующим взглядом посмотрела на сестру.

Мама-джан вернулась в комнату. В лице у нее не осталось ни кровинки. Я была следующей. Тете Шаиме ничего не удалось сделать, чтобы остановить Абдула Халика и спасти моих старших сестер. И у меня не было оснований надеяться, что в отношении меня ей повезет больше. И все же я надеялась.

Мне хотелось бы сказать, что я сохранила спокойствие и выдержку, как Шахла или даже как Парвин. По крайней мере, внешне, ради мамы-джан. Но мне очень хотелось сделать что-нибудь, чтобы прекратить этот кошмар. В конце концов, почти пять лет я была мальчиком. А мальчики призваны защищать себя и свою семью. И сейчас я все еще была не просто девочкой. Я — бача-пош! Бегая по улицам с друзьями, я тренировалась в боевых искусствах. Нельзя сдаваться молча, как это сделали мои сестры!

Моему отцу пришлось силой отдирать меня от мамы-джан и волочить во двор. Паранджа сбилась набок, обнажив мою голову с короткой мальчишеской стрижкой. Семья Абдула Халика в полном замешательстве наблюдала за происходящим. Такой скандал на свадьбе — нехорошее предзнаменование!

Отец мертвой хваткой вцепился мне в плечо, но я не чувствовала боли и лишь позже обнаружила огромный синяк, расползшийся у меня на руке. Я извивалась всем телом, пытаясь вывернуться и ударить его ногой. Но это сражение не было похоже на шутливые