Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему же?
— Все время хотела научиться, но… как-то некогда было.
— Ну, я умею играть на гитаре.
Оберст-лейтенант встал и снял гитару со стены. Умело тронул струны:
— Надо же, она не слишком и расстроена! Что ты хочешь спеть?
О господи, да что же ему спеть?! Русские романсы? «Он говорил мне — будь ты моею, и стану жить я, страстью сгорая!» Или на стихи Дениса Давыдова, то, что любила мама:
Ну уж нет. Много чести петь этому фашисту романс на слова Дениса Давыдова! Ну, тогда то, что пела мама украдкой, только для себя и для Лизы. И говорила при этом — тс-с, помни, что за стеной чужие уши! Это у них в подъезде такой плакат висел: мужественного вида тетенька прикладывает пальцы к губам. Она как две капли воды походила на Пахомову, их соседку. Все знали, что Пахомова служит не только в «Госзаготзерне», но и постукивает в НКВД. И смеялись над плакатом: Пахомова как будто сама предупреждала, что надо быть с ней осторожней! Конечно, мама никогда не пела эту песню, если Пахомова была дома. На счастье, она часто уезжала в командировки, и тогда вся их огромная коммунальная квартира словно оживала…
— Может быть, «Лили Марлен»? — сказала Лиза, чувствуя, что глаза ее наливаются слезами, а губы невольно улыбаются — чувства всегда словно бы рвали ее в разные стороны, когда она вспоминала маму.
— Ого! — оживился пехотинец. — Ты знаешь «Лили Марлен»?
— Конечно, — кивнула Лиза. — Ведь это очень красивая песня.
Тут она не врала. Нисколько.
Оберст-лейтенант взял первые аккорды. Играл он хорошо, и Лиза наконец-то справилась с судорогой, которая стискивала горло:
— Deine Schritte kennt sie,
Deinen zieren Gang, —
вдруг перебил ее приятный мужской голос:
«Ну просто оперетта «Летучая мышь», — с тоской подумала Лиза, оборачиваясь к двери. Там стоял Алекс и пел «Лили Марлен» по-немецки, и Лизе ничего не оставалось, как подпевать ему по-русски:
Мезенск, 1942 год
— Это напоминает сцену из оперетты «Веселая вдова», — прервал песню Алекс и захохотал. — Моя милая и в самом деле с другим под фонарем. Прошу извинить меня, герр оберст-лейтенант, но в этом заведении существуют весьма строгие правила относительно того, что покровители тех или иных девушек имеют на них приоритетные права. Я предупреждал хозяйку, что приду.
— Я знаю о правилах, — миролюбиво кивнул пехотинец, откладывая гитару. — Но вас не было. И может быть, тыловая крыса уступит сегодня красотку бравому боевому петуху, который защищает его поганую задницу на фронте?
— Тыловая крыса ничего старому драному петуху не уступит, — с обаятельной улыбкой сообщил Алекс. — Если вы уж так разохотились на эту милашку, что не пожелаете взять другую девушку, вам придется подождать, пока я с ней закончу. Однако я не спешу в постели. Да и в постель пока не спешу. Мы потанцуем, да, Лиза? — спросил он, выводя Лизу в залу. — Поставьте нам что-нибудь этакое… О, «Лили Марлен»! Поставьте «Лили Марлен»!
Повинуясь его знаку, метрдотель кинулся к патефону и поставил пластинку. Зазвучала музыка, и Алекс Вернер повел Лизу танцевать, подпевая Лале Андерсен:
— Это звучит издевательски, — пробормотала Лиза.
— А ну, давайте по-русски! — велел Алекс, и Лиза послушно пропела:
— Издевательски, — согласился Алекс. — Очень вероятно, что наш бравый боевой петух сейчас кинется на меня с кулаками. И это отлично! У меня настроение подраться.
— Почему же?
— Ну, у меня дурное предчувствие, — пояснил Алекс. — Предчувствие крупных неприятностей. Со мной такое бывает. А когда со мной такое бывает, мне всегда хочется подраться. Впрочем, это не только предчувствие. Фрау Эмма — кстати, вы знаете, что она еще не так давно промышляла гаданием и все еще раскладывает карты для ближайших друзей или если ее хорошенько попросить? — еще пару дней назад нагадала мне крупные неприятности через близкого друга и любимую женщину. А мне ужасно не хотелось бы ввязываться в неприятности. Это непременно дойдет до отца, и мне тогда несдобровать. Я и так накуролесил в Париже выше всякой меры.
— Парижанки виноваты? — понимающе спросила Лиза.
— Они самые! — усмехнулся Алекс. — Ах, какая прекрасная музыка и как вы прекрасно танцуете! В Париже я танцевал фокстрот с одной русской, она княгиня.
— Ну да, — кивнула Лиза. — Конечно. Если в Париже и русская — то уж непременно княгиня.
— Вы что, издеваетесь надо мной? — хохотнул Алекс. — Самая настоящая русская княгиня, ее зовут Вики Оболенская. Но забудьте о ней! У вас нет никаких поводов для ревности. Сейчас меня интересуете только вы!