Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Могу ли я считать, что это был единственный раз, когда ты говорил с нею?
— Конечно, нет. Она была очень добра ко мне, и я сказал, что хотел бы продолжить знакомство. Не думайте, пожалуйста, что она обрадовалась моему предложению. Как раз наоборот. Лили сказала, что все посчитают это неприличным, а я ответил, что это меня нисколько не волнует. И тогда она сказала, что будет рада, если я захочу навестить ее в деревне.
— Бог мой, — оборвал его Генрих. — Что за отношения у тебя с этой женщиной?
— Она очень добра ко мне, — мрачно заявил Людвиг. — Мне нравится разговаривать с ней, потому что она обращается со мной, как со взрослым, проявляя достаточное уважение. И она всегда рада мне. Лили говорит со мной о самых разнообразных вещах, которые обычно не интересуют женщин.
— Я понимаю, что ты чувствуешь себя польщенным, но…
— Дело не в том, что я чувствую себя польщенным. У Лили доброе и понимающее сердце, в ее доме я чувствую к себе больше уважения, чем в своем собственном! И поэтому возмущен тем, что ее лишили источника доходов. Лили обещали, что о ней позаботятся.
— Боюсь, что тут уже ничего нельзя поделать. Это не имеет никакого отношения к тебе. Ты не можешь знать, какое соглашение они…
— Но я знаю! Она ничего не скрывала от меня. Я знаю, какой договор Лили заключила с графом Касселем, и считаю, что он поступил с ней ужасно. Шесть лет назад он уговорил ее переехать сюда. Кассель уверял, что она до конца дней не будет ни в чем нуждаться… То, что теперь произошло, я считаю ужасно несправедливым, — повторил мальчик дрожащим от гнева голосом. — Клянусь Богом, если бы я мог распоряжаться своим состоянием, то все бы изменил. Это я говорю вам, и это то, что я собираюсь сказать ей, когда…
— Ты ее больше не увидишь.
— Вы не сможете остановить меня. Она — мой первый в жизни друг, и я не собираюсь бросить ее в беде, как все остальные. Как опекун, вы распоряжаетесь моей собственностью, но вы не смеете приказывать мне. Мой отец не стал бы возражать против знакомства с Лили. У него на это были другие взгляды и…
— Достаточно, — прервал его Генрих, выпрямляясь в полный рост. — Сопляк. Давно пора научить тебя вежливости и послушанию. И я собираюсь преподать тебе такой урок прямо сейчас.
Марциана снова вскочила на ноги, еще не понимая — то ли она собиралась остановить мужа, то ли хотела убежать, а из глаз мальчика брызнули слезы:
— Делайте, что хотите, но будь я проклят, если вам удастся чему-нибудь научить меня!
Увидев, что Генрих, набычившись, приблизился к мальчику, Марциана быстро выбежала из комнаты, но эхо разгневанных голосов еще долго звучало у нее в голове после того, как она хлопнула дверью библиотеки и побежала наверх. К тому времени, когда она добралась до своей туалетной комнаты, голова у нее стала ужасно тяжелой. Ей хотелось быстрее найти мятные капли на туалетном столике. Мирить членов своей семьи теперь казалось ей детской игрой по сравнению с попыткой примирить мужа и его чересчур самоуверенного племянника. В данный момент она считала, что не способна справиться с ролью посредника.
Налив из кувшина воды в чашку, и добавив туда дозу успокаивающего средства, она перевела дыхание и поднесла снадобье к губам.
— Не пейте это, тетя Марси. Вы заснете и больше никогда не проснетесь.
Услышав детский голос, Марциана выронила чашку и, обернувшись, остолбенела, увидев перед собой Анну, стоявшую в дверях босиком, в белой ночной рубашке. Девочка смотрела на нее широко раскрытыми глазами.
— Анхен! — баронесса постаралась говорить как можно спокойнее. — Девочка моя, как же ты испугала меня! Только посмотри, что я наделала, уронив чашку. Ванда будет ругаться.
— Хорошо, что вы уронили ее, — ответила девочка. — Я не… хочу, чтобы вы тоже умерли.
— Дорогая, я вовсе не собираюсь умирать, уверяю тебя.
— Вы бы умерли, если бы выпили это, — повторила Анна.
— Какой у тебя приятный голосок. Почему ты так долго не говорила, дорогая?
— Я… я не знаю, — девочка выглядела смущенной. — Теперь я могу говорить, но раньше у меня не получалось.
У Марцианы по-прежнему очень болела голова, и ей очень хотелось выпить лекарство, но она боялась испугать ребенка. Едва сдерживая слезы радости, она опустилась на колени перед девочкой:
— Почему ты решила, что я могу умереть, Анхен?
— Потому что мама умерла… — ответила девочка. — Она налила себе что-то в чашку и выпила. Затем опустилась на пол и закрыла глаза, словно уснула. Но я не смогла ее разбудить.
— Ты все это видела? — Марциана не смогла скрыть ужас в голосе.
Глаза девочки наполнились слезами, но она продолжала серьезно смотреть на тетушку.
— Я попыталась закричать, чтобы позвать кого-нибудь на помощь, но не смогла произнести ни звука.
— А твой папа? Мне рассказывали, что это он нашел ее…
— Папа вошел, громко хлопнув дверью, и закричал на маму. Он всегда так делал, когда сердился на нее. А я… я спряталась, чтобы он меня не увидел… Он все кричал и кричал, а потом, когда понял, что случилось… Он еще больше рассердился и стал бить всех слуг, требуя объяснить ему, как мама могла так поступить с ним… А я уже ничего не могла объяснить. Я думала, что голос мой умер вместе с мамой… Мне очень хотелось забыть обо всем, как это сделала она.
— Забыть? О чем?
Потупившись, девочка уставилась в пол, и Марциана испугалась, что малышка вновь перестанет говорить. Но Анна вдруг кинулась на шею тетушке и, зарыдав, произнесла:
— Я… я не знаю!
Марциана крепко обняла ребенка.
— Успокойся, дорогая… Все будет хорошо… Я так рада, что ты снова можешь говорить… Я понимаю, что ты должна ужасно скучать по своей маме. Никто не сможет занять ее место в твоем сердце, но надеюсь, ты позволишь мне заботиться о тебе?.. Почему ты решила, что мама хотела о чем-то забыть?
— Она сказала это, — ответила Анна, продолжая плакать.
— Мама говорила с тобой, прежде чем она… прежде чем выпила из той чашки?
Анна покачала головой.
— Я тебя очень прошу, объясни… — умоляюще произнесла баронесса. — Если она не разговаривала с тобой…
— Она… она написала письмо.
Марциана изумленно ахнула.
— Письмо! Боже мой, но говорили, что она не оставила письма…
— Я нашла его, — почти шепотом произнесла девочка.
Стараясь побороть волнение и боясь, что Анна снова может потерять дар речи, Марциана осторожно спросила:
— Ты можешь показать мне это письмо?
— Оно в моей спальне… Если я пойду одна, Мина заставит меня лечь в постель.
— Я не позволю ей даже ругать тебя, — твердо заявила баронесса.