Когда мы въехали в черту города, голова Сузи покоилась у меня на плече. То ли она спала, то ли просто таким образом выражала мне доверие. Ее волосы пахли детским шампунем и еще чем-то незнакомым. Это был какой-то старомодный цветочный запах, не похожий на те нефтехимические спреи, которые мы рекламируем в журналах.

Мы въехали на Кембридж-стрит, я подрулил к ее дому и шепнул:

– Сузи?

– Ммм, – сонно отозвалась она.

– Приехали.

Она потерлась лицом о мою щеку.

– Просыпайся, Сузи, – тихо сказал я.

Она открыла глаза. Я остановил машину под фонарем, чтобы видеть ее лицо. Она смотрела на меня немножко рассеянно, но в глазах ее читался вопрос.

– Поднимешься? – спросила она.

– Поздно уже, – ответил я. – Завтра надо будет пораньше встать, чтобы караулить Микки.

– Я хочу, чтобы ты остался сегодня. – Она поцеловала меня в щеку. – Останься, пожалуйста.

Я обнял ее.

– Не могу, Сузи. Просто не могу, поверь. Через несколько дней, ладно? Но не сейчас. После Анны и всего прочего…

– Я так и знала, что из-за Анны, – с грустью сказала Сузи. – Я знала, что у меня нет никаких шансов.

– Прости, Сузи. Если бы Анны не было… – я не закончил.

– Не надо извиняться. Да, конечно, я не Анна. Но не понимаю, почему нельзя остаться. Прости, я разболталась!

В ее голосе зазвенели слезы.

– Это ты меня прости, Сузи.

Я открыл дверцу, вышел и помог ей выйти. Потом мы долго стояли у двери, пока Сузи шарила в сумочке, ища ключи.

– Ну и дурой же я себя выставила, – сказала она.

– Нет, неправда. Ты расстроена, вот и все. Не переживай.

– Ну тогда ладно, – сказала она. – Не буду переживать. – У нее дрожали губы. – Глупо было с моей стороны на что-то надеяться.

Я дружески поцеловал ее в щеку, и она проскользнула в дверь.

* * *

– Если он еще через полчаса не появится, покончим с этим и пойдем есть пиццу.

Было уже десять минут второго, а мы припарковались в верхнем конце Ноттингем-стрит в десять. Сузи была права насчет того, что ее машина вряд ли вызовет подозрения. За три часа никто не обратил на нас внимания. В ногах у нас валялась кипа воскресных газет. Сузи читала вслух статью из «Ньюс оф зе уорлд» о том, как справляться с проблемами.

– А меня проблемы взбадривают, – беспечно заметила она, – поддерживают баланс.

После вчерашнего она избегала смотреть мне в глаза.

Квартира Микки находилась на Мэрилибоун Хай-стрит, но вход в нее был со стороны Ноттингем-стрит. Номера квартир четко выделялись на стеклянной табличке над подъездом: 96–136. Микки жил в номере 116. В доме пять этажей, значит, по восемь квартир на каждом этаже, стало быть, квартира Микки находится на втором. По занавескам на окнах определить ее было невозможно.

Сначала мы решили позвонить ему из автомата, интересно, снимет кто-нибудь трубку или нет. Но, немного поразмыслив, я решил отказаться от этой идеи, чтобы никоим образом не насторожить Микки. Если он имеет отношение к убийству Анны, то наверняка занервничает.

Итак, мы сидели, наблюдая за подъездом, и вздрагивали каждый раз, когда открывалась дверь. В четверть одиннадцатого из дома выплыли две пожилые дамы в шляпках, видимо, они направлялись в церковь. В одиннадцать появилось семейство арабов – женщины в длинных платьях, мужчины в костюмах. Они долго стояли у дверей, прежде чем войти внутрь. В одиннадцать пятнадцать Сузи пошла купить что-нибудь из еды и возвратилась с шаурмой и питой, завернутыми в промасленную бумагу. Через минуту запах масла, казалось, пропитал всю машину. Потом Сузи вставила в магнитофон кассету, и мы слушали одну и ту же музыку, пока не одурели.

– А другого ничего нет? – спросил я, не выдержав.

Она пошарила в перчаточном отделении, забитом пустыми коробками из-под аудиокассет.

– Наверное, где-нибудь под сиденьем валяются. Эта машина – просто черная дыра какая-то, кассеты как сквозь землю проваливаются.

– Знаешь, что, у меня с собой кассета из автоответчика Анны. – На мне был тот самый пиджак, в котором я ходил на Хэррингтон-гарденз. – Не возражаешь, если мы ее послушаем? Я там не все разобрал, мне хотелось бы еще разок прокрутить.

Мы поставили кассету. Сначала Ким из художественного отдела «Мира мужчин» просила Анну перезвонить.

Когда зазвучал голос Эрскина Грира, Сузи скривилась.

– Господи, какой галантный! «Если вы забудете драгоценности, я куплю их вам на месте». Он что – ее любовник? – Сузи вспыхнула. – Извини, я брякнула, не подумав.

Мы прослушали угрожающее послание Рудольфа Гомбрича, серию моих встревоженных звонков, и наконец, от Питера: «Привет, киска. Я тут на курорте, сутки буду отдыхать. История начинает быть прямо-таки зажигательной, интересно, как дела у тебя».

– Ничего не понимаю, – сказал я, – кто такой этот Питер?

– Похоже, что журналист, – сказала Сузи. – У Анны были знакомые репортеры в «горячих точках»? Судя по качеству звука, он звонил откуда-то из Камбоджи.

Питер оставил еще одно послание. «Сейчас у нас четыре часа пополудни, значит, у тебя семь…»

– Камбоджа исключается, – сказал я. – Это должно быть где-то на другом конце шарика.

«…я все еще на месте, – продолжал Питер. – И останусь здесь до утра. Позвони мне вечерком, как только придешь, не обращай внимания на время. Пока, киска».

– Если во времени три часа разницы, значит, он звонил откуда-то на два часа ближе Нью-Йорка. Разница во времени между Нью-Йорком и Лондоном пять часов. А три – это Гренландия, что ли, – с сомнением протянул я.

– Или Ньюфаундленд, – сказала Сузи. – Как раз будет три. Или Южная Америка. Аргентина, например. Уругвай или Бразилия. Видишь, какой прогресс, мы уже исключили полмира.

– С Питером будет сложнее, – сказал я. – Этих Питеров на свете несколько миллионов.

Вот только сколько из них могли бы называть Анну киской?

– Однако ожидание становится утомительным, – заметила Сузи. – Может, Микки до понедельника не собирается выходить из дому? Я с голоду умираю.

И тут дверь отворилась и вышли двое мужчин.

Это были они.

Они находились в ста ярдах от нас, на другой стороне улицы, и направлялись к Мэрилибоун Хай-стрит.

– Никаких телодвижений, – скомандовал я. – Главное, не смотри на них. Сделай вид, что читаешь газету.

Микки шел на полшага впереди своего лысого дружка и почти целиком загораживал его, так что я не мог разглядеть интересовавшую меня руку.