– Мне так хочется что-нибудь для тебя сделать! – прошептала она, глядя ему в глаза. – Не из благодарности, а потому, что ты мне нравишься. Понимаешь?

Дисмас готов был ее расцеловать, но вместо этого сурово спросил:

– Значит, ты так неблагодарна, что рада пустить свою спасенную жизнь коту под хвост?

Она высвободила руку. В глазах блеснули слезы.

– А вот теперь ты меня обидел.

Он взял ее за подбородок, повернул к себе и поцеловал.

Тесно прижавшись друг к другу, они молча сидели под деревом. В ветвях чирикали птицы, обмениваясь дневными сплетнями. Смеркалось. Гектор с вельможным безразличием поглядывал на блеклых тварей, меркнущих рядом с его роскошным убранством.

– Я приду за тобой на рассвете, – сказал Дисмас. – Послезавтра.

– Я буду готова.

Они обнялись. Дисмас поспешно ушел, чтобы она не видела его горьких слез.

Наутро все собрались во дворе «Райских кущ», готовые к отъезду.

Ландскнехты не устояли перед соблазном устроить посошковый бенефис в местном капище любострастия. Сейчас они держались нетвердо, а выглядели неважно. Дисмас расплатился с хозяйкой. На случай если кто вдруг будет интересоваться, он соврал, что они отправляются на север, в Фрайберг.

Воротами Святого Альбания они выехали из города, продышались от миазмов бумажной фабрики и взяли путь на запад. Через десяток миль, у родника Святого Гюнтера, свернули на юго-запад и двинулись по дороге, ведущей в Юрские горы.

Путники являли безрадостную компанию. Ландскнехтов мутило после вчерашнего разгула. Они с трудом держались в седле. Дисмас и Дюрер сидели в повозке, предаваясь унынию – каждый по своему поводу. Дюрер удрученно размышлял, какой черт дернул его увязаться за приятелем. Дисмас ел себя поедом. Он обманул Магду и не утешался даже тем, что сделал это ради ее же блага.

– Чем это ты так угрызаешься? – не выдержал Дюрер, сам мрачнее тучи.

Дисмас не ответил. Он не признался Дюреру в том, что произошло между ним и Магдой.

– Взгляни-ка лучше туда! – Дюрер указал за левое плечо на заснеженные альпийские вершины в безоблачной синеве. – От такого зрелища возликует сердце любого пастуха.

Великолепные виды не произвели на Дисмаса никакого впечатления.

Дюрер оскорбился. С какой стати Дисмас горюет в присутствии того, кто благородно пожертвовал всем?

– Хорош хандрить, – сказал Дюрер. – Пляски со смертью прельщают меня ничуть не больше твоего.

Потом он снова поглядел на Дисмаса – пристально, словно собирался писать портрет. Художники умеют читать в душах. Дюрер сообразил, что дело не в хандре и не в страхе близкой смерти.

– А-а, девчонка…

Дисмас вздохнул. Да, девчонка.

– Знаешь, мне ее тоже не хватает, – сказал Дюрер, бесцеремонно втискиваясь в Дисмасову печаль и располагаясь в ней как дома. – Золото, а не девка. Даром что натерпелась от этого борова-графа, который наверняка сейчас визжит в аду. От всей души надеюсь, что ад выглядит именно таким, как на триптихе Босха! – Помолчав, он добавил: – Я бы с удовольствием написал ее портрет. Такая красавица. Кому-то очень повезет с женой. Может, они с Парацельсом…

– Нарс, помолчи, а?

– Ага! Втюрился! Я так и думал. Ну и дела. У нашего Дисмаса обнаружилось сердце. Ничего не скажешь, самое время влюбиться. Давай-ка развернем оглобли и махнем в Базель. Я вам напишу свадебный портрет. Бесплатно. В дар.

Дисмас молчал.

– А она-то тебя любит?

– Заткнись.

– Любит, наверное. Знаешь, как она на тебя смотрит? У нас, художников, на это глаз.

– Да оставь ты меня в покое! Она смотрела бы так на всякого, кто ей помог… Слушай, Нарс, я не хочу об этом говорить.

– А раз она тебя любит, то почему бы нам не…

– Да не любит она меня! Признательность и любовь – это не одно и то же. Любовь…

– Ну же? Продолжай. Расскажи мне, что такое любовь.

Дисмас обессиленно простонал:

– Какой же ты все-таки аферист, Нарс! Ведь ты все это говоришь только потому, что не хочешь болтаться на виселице в Шамбери. И это еще в лучшем случае. Нас наверняка ждет колесование. Снизу вверх.

– Ну все, хорош! Каюсь! Чистосердечно признаю, что предпочитаю избежать и виселицы, и колесования снизу вверх! Только не рассказывай мне про любовь. Если бы Купидон был швейцарцем, то пускал бы стрелы в горных коз!

– Чего вы там раскудахтались, как в курятнике? – проворчал Кунрат. – Потише нельзя? И так башка раскалывается.

Они остановились на ночевку и съели безрадостный холодный ужин.

– Сестренки не хватает, – сказал Кунрат.

– И стряпни ее, – поддержал Ункс.

– Чего она с нами не поехала? – спросил Нуткер.

Дисмас промолчал.

– Так какой у нас план? – спросил Кунрат. – Как мы попятим нашу дерюжку? В Базеле мне все подряд говорили, что это нереально.

Дисмас ошарашенно уставился на него:

– Погоди-ка… Как это – все подряд говорили? Святые угодники! Кунрат, ты что, болтал о нашем предприятии?

– Не ссы, дядя. Просто кое у кого поспрашивал. Из предусмотрительности.

– Боже святый, спаси и сохрани, – вздохнул Дисмас.

– Надо же знать, с чем имеешь дело. А все говорят, что добраться до этой рогожки труднее, чем до монашкиной манды. Вот я и спрашиваю: какой у нас план?

– План? Ну, раз тебе так интересно, то план у нас простой. Отсюда и до самого Шамбери будем выпытывать у каждого встречного и поперечного, как бы лучше умыкнуть погребальную пелену Господа нашего. Потом сравним все предложения и выберем самое хитроумное. А до кучи еще и герцога Савойского спросим, – может, у него тоже есть соображения, как сподручнее всего стырить его плащаницу. Вот, умник, какой у нас план.

– А вот оскорблять не надо.

– Это было не оскорбление. Хочешь оскорбление? Пожалуйста. Ты болван, Кунрат.

– Полегче, райзляуфер!

– Минуточку, минуточку, – вмешался Дюрер. – Давайте все успокоимся.

Дисмас и Кунрат уже вскочили и злобно таращились друг на друга.

– Ну-ка, повтори!

– Болван. Еще раз повторить? Могу по буквам, чтобы до тебя дошло…

Дюрер втиснулся между ними. Началось взаимное отпихивание. Кунрат ударил первым, задев Дюрера по уху. Противники, мутузя друг друга, покатились по земле вокруг костра. Дюрера зажало между дерущимися. Нуткер с Унксом с интересом наблюдали за зрелищем, которое хоть немного скрасило унылый вечерок.

Потасовка сопровождалась хриплым рычанием, потоком ругательств и разметанными углями костра.