– Им же не жить, а только посидеть за обедом.

– А если испортят обед?

– Жень, что они – дикари из племени мумба-юмба? Не смогут установить перемирие на три часа?

– А зачем вообще им устанавливать перемирие?

– Ну, например, чтобы Божко вложил деньги в производство – как тебе такая мысль?

– Мысль хорошая, – согласилась Женя, – но тогда перемирие – это не надежно. И трех часов не хватить.

– Ну, мы ж с тобой не для украшения. Поможем мужчинам.

– Если ты собираешься устроить стриптиз – я в этом не участвую

– Мысль хорошая. Я подумаю, – хихикнула Мелентьева.

* * *

…Евгений привез маму домой, оставил ей банковскую карту, показал продукты в холодильнике, поцеловал и умчался на работу.

До Нового года оставалось две недели, на площади города уже готовили конструкцию для елки, а убранные к празднику магазины вовсю торговали праздничными наборами.

На выходе была первая партия рождественских чайных пар и сервизов, и после планерки Халтурин собирался проанализировать баланс, но против воли вспомнил Женю…

Он никак не ожидал, что девушка окажется такой взрывоопасной – просто пиропатрон. Дотронешься, и…берегись. Столько страсти и никакой неуверенности, никакой сонливости. Завоевательница, настоящая валькирия. Кто бы подумал…

Кстати, Халтурин остался менеджером даже в постели – вернул Женьку на завод, в отдел кадров на счет раз.

Евгений ощутил неуместное желание, раздраженно отодвинул бумаги и попросил кофе у Агнессы Павловны.

Пригубив капучино, набрал Женькин номер, нажал соединение.

– Отдел кадров, – прозвучал мягкий голос.

– Привет.

– Привет, – смущенно отозвалась Женька.

– Как ты?

– Нормально, а ты?

Разговор не получался, слова шли со скрипом. Безумно хотелось повторить все, что они проделали прошлой ночью.

– И я – нормально, – все больше напрягаясь от желания, отозвался Халтурин. – Жень давай завтра возьмешь Тему и приедешь к нам с мамой?

– Ой, завтра?

– Да. Завтра.

– А разве мы не идем к Мелентьевой?

– О, черт, совсем забыл. Тогда в воскресенье.

Женька опять ойкнула.

– Ты понравишься маме, не паникуй. Что, до завтра?

– Да, до завтра.

С приездом мамы им с Женей стало негде встречаться. Но почему-то вести в гостиницу девушку, на которой собрался жениться, Евгений не хотел. Гостиницы – они для другого. В смысле, для других…

… – «Ку-ку», – просигналила «аська» на мониторе.

«К вам Любовь Алексеевна Клюева», – писала Агнесса.

«Кто такая, чего хочет?», – отослал вопрос Халтурин. «Администратор гостиницы, говорит, ей нужно с вами встретиться по очень важному делу», – пришел ответ.

«Пригласите», – разрешил Евгений.

Удивление Халтурина сменилось любопытством: он пытался угадать, зачем мог понадобиться Клюевой.

– Здравствуйте, Евгений Станиславович, – как-то подавленно поздоровалась Люба.

– Здравствуйте, присаживайтесь, – пригласил Халтурин.

– Вы в этом кабинете на меня нагоняете страх. – Неуверенная улыбка тронула губы женщины. – Извините.

– Ну, успокойтесь, – посочувствовал Любе Халтурин, – не такой уж я страшный. Кофе будете?

– Если можно.

«Два кофе», – отправил Евгений Агнессе сообщение.

Женщина продолжала молчать, Халтурин пялился в монитор и злился. Он ненавидел такие моменты: не о погоде же говорить, в самом деле? Или стоит?

К счастью, Агнесса появилась довольно быстро.

– Как ваши постояльцы? – нарушил молчание Евгений, когда дверь за Агнессой закрылась.

– О, спасибо, все в порядке. – Люба осторожно пригубила кофе – кофе был горячим. Женщина вернула чашку на блюдце, все еще не осмеливаясь заговорить.

В наступившей тишине слышно было, как Агнесса кого-то осаждает у двери в кабинет Халтурина.

– Любовь Алексеевна, – опять не вытерпел Евгений, – у меня не так много времени.

И тут Люба ударилась в слезы.

– Что с вами? – Халтурин поднялся и уже хотел подойти к женщине, но остановил себя: провокация может иметь любую форму. Сейчас ему только не хватает, чтобы ввалился ОМОН, скрутил его и обвинил в получении взятки или изнасиловании.

Евгений взял себя в руки и вернулся за стол.

– Любовь Алексеевна, я предлагаю вам покинуть кабинет, – жестко сказал он.

– Евгений Станиславович, – еле слышно проговорила Люба, – заберите заявление из полиции.

– Какое? – опешил Халтурин.

– Ну, на вас напали у гостиницы, помните?

– Конечно! – Халтурин все еще не понимал, что привело Любу в его кабинет. – Почему я должен забрать заявление?

– Потому что один из нападавших – мой муж! Ко мне приходили из полиции, у нас камеры наблюдения висят по периметру, и на одной можно узнать Володю.

– Так. Я понял. Это была хулиганская выходка, вы хотите сказать?

– Конечно! Конечно хулиганская, какая же еще? Они напились и решили так на вас повлиять, чтобы вы уехали из города. Они втроем попали под сокращение, – смахивая слезы, торопливо говорила Люба. – У всех семьи. У нас с Вовкой трое детей, у остальных тоже… дети.

– Я понял, идите.

– Евгений Станиславович, вы заберете заявление?

– Да, – зло бросил Халтурин.

– Евгений Станиславович, – Люба неожиданно легко подлетела к Халтурину, схватил и поцеловала руку, – вовек не забуду.

– Прекратите, я вам не священник. Все, все, все! – пресек Евгений попытку Любы припасть еще к какой-нибудь части тела.

* * *

…Женя волновалась напрасно: оказалось, что у мужчин есть, кроме экономики, вполне безвредный общий интерес, и даже не один – рыбалка и охота. Божко тут же принялся травить байки:

– Представляешь, несется на меня (речь шла о кабане). Вес не меньше центнера. Стреляю в холку – промах. – Божко сделал паузу, взглянул на Мелентьеву, застывшую в напряжении, и продолжил: – Перезаряжаю, слышу выстрел – опять мимо! Вижу, набирает скорость, не меньше полста километра в час, тут я стреляю в упор, уже не целясь – попадаю, но он еще по инерции несется на меня. Пытаюсь отскочить, спрятаться за дерево, спотыкаюсь, падаю навзничь, и мысль только одна –«славненько поохотился». И что ты думаешь? Эта туша заваливается на меня сверху. Восемьдесят метров пробежал с пулей. Мужики потом ржали, издевались, называли кабанчика геем.