Ниже приведены вопросы, которые чаще всего задавались с 1979 г., когда Национальный совет по делам науки приступил к изучению уровня научных знаний у американцев. Ответы приведены на с. 187. Проверьте, на сколько вопросов вы сами ответите правильно.

Справа от каждого вопроса указан процент людей, давших правильный ответ в 2010 г. Вопросы 7 и 12 «конфликтные», потому что правильный ответ на них вынуждает некоторых респондентов переступать через свои религиозные верования. Если же перед вопросами поставить слова «согласно выводам астрономов» или «согласно теории эволюции», то доля правильных ответов на оба вопроса возрастает до 70 % (127). И все же общий результат выглядит обескураживающим. Даже если бы люди просто угадывали, то правильных ответов было бы примерно 50 %. Можно посмеяться над тем, насколько невежественны американцы, но давайте не будем торопиться с осуждением: процент правильных ответов у респондентов из других стран, включая Китай, Россию, Индию, Японию, Южную Корею и страны Евросоюза, не больше, а в большинстве случаев даже немного меньше.

В дополнении к этому опроснику ученые часто спрашивают людей об их отношении к науке и технике, и обычно оказывается, что у респондентов, давших больше правильных ответов, отношение к науке и технике в целом более позитивное. В одном из своих исследований в 2013 г. мы проводили тест на научную грамотность, а затем просили людей описать их отношение к некоторым современным технологиям, в частности к генетически модифицированным продуктам, к лечению стволовыми клетками, к вакцинации, к нанотехнологии, к атомной энергии и к облучению пищевых продуктов. Люди, давшие больше правильных ответов, больше склонялись к тому, что эти технологии приемлемы, что их опасность не так велика, а польза для общества от них большая.

Похоже, что зависимость между знанием и отношением к науке существует, хотя и весьма слабая. В этом и состоит реальная проблема использования дефицитной модели. Попытки познакомить людей с основами научного мышления, длившиеся десятилетиями, оказались неэффективными, ибо не удалось достигнуть целей, поставленных в докладе Бодмера, в частности внедрить позитивное отношение к науке, повышая уровень научной грамотности в обществе. Несмотря на все усилия, направленные на повышение уровня понимания научных достижений в обществе, на многие миллионы долларов, истраченные на исследования, разработку учебных программ и информационно-пропагандистскую деятельность, никакого продвижения в этом направлении мы пока не видим. Антинаучные убеждения все еще широко распространены и сильны, и непохоже, что просвещение помогает от них избавляться.

Хорошим примером того, что образование не является эффективным средством изменения антинаучных настроений в обществе, может служить противодействие вакцинации. Брендан Найхен, политолог из Дартмута, вместе с коллегами провел специальный тест, чтобы определить, сможет ли предоставление научной информации улучшить отношение людей к вакцине КПК (против кори, паротита и краснухи) (128). Родители получили специальную информацию (в разных форматах), а затем их спросили, что они думают о связи между вакцинацией и аутизмом, о вероятности серьезных отрицательных побочных эффектов при вакцинировании и о вероятности того, что они разрешат вакцинировать своих детей. В одном случае полученная информация содержала много сведений о потенциально негативных результатах отказа от вакцинации. В другом случае родителям показали фотографии детей, больных корью, свинкой и краснухой. В третьем случае родителям давали прочитать весьма эмоциональную статью о ребенке, заболевшем корью. И наконец, некоторым родителям сообщили информацию из Центра по контролю заболеваемости, которая опровергала наличие связи между вакцинацией и аутизмом. Результаты снова оказались обескураживающими. Никакая информация не смогла побудить родителей изменить свое отношение к вакцинации на более позитивное. Более того, кое-какая информация оказывала обратное действие. После просмотра фотографий больных детей у родителей повысилась уверенность в наличии связи между вакциной и аутизмом, а после прочтения эмоциональной статьи о больном ребенке родители почему-то еще сильнее уверовали в серьезные побочные эффекты вакцины.

Что же здесь не так? Поискам ответа на этот вопрос в последние несколько лет было посвящено множество журнальных публикаций, касающихся темы понимания роли науки в обществе. В настоящее время преобладает мнение, что все делается более или менее правильно и что проблема заключается в другом – в наших ожиданиях. Несостоятельна сама модель дефицита. Отношение к науке связано отнюдь не с рациональной оценкой фактических данных, поэтому предоставление информации не может повлиять на соответствующие настроения в обществе. Это отношение формируется под воздействием множества контекстуальных и культурологических факторов и по большому счету вообще не подвержено переменам.

Одним из ведущих сторонников этого нового направления является профессор права из Йельского университета Дэн Кахан. Наши установки не являются результатом рациональной бесстрастной оценки фактических данных, утверждает Кахан. Это объясняется тем, что наши убеждения не являются изолированными блоками данных, которые мы при желании можем взять и выбросить. На самом деле наши установки тесно переплетены с другими убеждениями, общими культурными ценностями и встроены в наше самосознание. Отказ от одной установки часто подразумевает отказ от целого комплекса других: разрыв со своей общиной, выступление против тех, кого мы любим и кому доверяем, – короче говоря, угрожает нарушить всю нашу самоидентификацию. Согласно этой точке зрения, нет ничего удивительного в том, что те скудные сведения о генетически модифицированных организмах, вакцинах, эволюции или глобальном потеплении, которыми обычно располагают люди, так мало влияют на их убеждения и представления об окружающем мире. Культурные традиции настолько сильнее знания, что они просто подавляют попытки изменить что-нибудь путем просвещения.

Приведем эффектный пример, иллюстрирующий мощное влияние культурных ценностей на процесс познания. Майк Макхарг, подкастер и блогер, известный под именем Ученый Майк (Science Mike) (129), вырос в Таллахасси, Флорида, и является членом фундаменталистской христианской церкви, которая придерживается многих верований, противостоящих научному консенсусу. Эта церковь толкует Библию буквально, верит в младоземельный креационизм, отрицает эволюцию и считает, что молитва может заменить медицинскую помощь. Большую часть своей жизни Майк твердо верил в эти вещи. Однако на четвертом десятке лет Майк начал читать научную литературу, и его вера пошатнулась. Он читал об исследованиях с рандомизированным контролем, ставивших под сомнение целительную силу молитвы, о физических открытиях, позволивших определить действительный возраст Вселенной, о работах биологов и палеонтологов, подтверждающих эволюционное развитие. Его первой реакцией на это стал полный отказ от веры, однако он долгое время скрывал от общины свои новые взгляды. Со временем личный опыт помог Майку вновь обрести веру. В настоящее время он – благочестивый христианин, но все же по-прежнему отрицает антинаучные верования фундаменталистской церкви.