– Андрей Викторович, вам совесть нигде не жмет? Все нормально?

– Совесть?

– Ага. Или может вы оставили ее сегодня дома, или ее просквозило и она приболела, поэтому сбоит. Поэтому беззастенчиво пялитесь на мою грудь?

– Да нет, пытаюсь вспомнить, в какой момент ты расстегнула и застегнула рубашку неправильно, до обеда или уже после.

Опускаю голову и… твою ж мать. Это просто смертная казнь, без права на помилование для Уварова.

– За внимательность пять, за несоблюдение субординации минус премия. Отвернись.

Поворачивается в кресле спиной, и я быстро справляюсь с чертовой рубашкой.

Снова оказываюсь за столом и сталкиваюсь с глазами подчиненного.

– Что?

– Ничего, ты забавная.

– Сомнительный комплимент, премию не верну. Можешь не рассчитывать на это.

– Я серьезно. Таких начальников у меня еще не было, – лыбится и снова эта ямочка.

Хотя я сейчас в таком состоянии злом, что она мне кажется еще одним глазом на подбородке, так и хочется стукнуть.

– Ты злишься на меня, или на того, кто был так невнимателен?

– А ты я посмотрю так и пытаешься засунуть свой нос в узкую щель под вывеской «не твое дело»? Не стоит этого делать.

– Боишься, что я окажусь лучше?

– Наглей так уж точно. Знаешь, что такое импульсивность, женская истерика? Так вот в моем исполнении ты будешь просто поражен этим явлениям слабой половины человечества. Я это к тому, что не стоит тебе ступать на опасную территорию.

– Сколько информации за раз, – ехидно щурится. Почему меня окружают одни гады? – Продолжим?

– Слушай, ты можешь пытаться меня стебать за потрепанный вид и рубашку, подкатывать, ржать, но, если все же вспомнишь, где мы находимся, и такое необыкновенное слово как этикет, сделай вид, что раскаиваешься. В противном случае, мы просто попрощаемся. Мы общаемся тут на «ты», и дружно живем в отделе, но это не говорит о том, что этот факт позволяет тебе большее. Это не так. Если подобный метод общения тебя сильно расслабляет, и ты перестаешь видеть границы, то так и скажи, здесь будет лишь официоз. Если ты понял, о чем речь, можешь просто кивнуть, так как выслушивать объяснения не стану. Если приходил по работе показывай, что там у тебя и иди.

– Мне просто интересно, ты понимаешь или нет, насколько интригуешь мужчин собой и своей естественностью? Тем насколько настоящая?

Его слова странно во мне отозвались. Слишком странно. Мне не понравилось то, как они прозвучали, точнее то, что они всколыхнули во мне.

– Ты свободен Андрей, – киваю на дверь и жду, когда до него дойдет, что я тут начальник.

Мужчина, усмехнувшись скорее от безысходности встает с места и уходит, но на пороге просит посмотреть папку, оставленную на столе.

Дверь отрезает меня от остального пространства отдела, и я пропадаю в себе.

Сейчас во мне проснулся вулкан жалости к самой себе. Словно он сказал о том, что я отдаюсь полностью, а в ответ получаю…

Или это я так поняла значение слов? Насколько правильно то, о чем я сейчас думаю? Было ли это так? Хоть раз? Неужели я не была счастлива и не получала взамен искренности?

Чертов придурок, зачем он это сказал?

В итоге до самого окончания работы я фактически ни с кем не общалась. Работала у себя и нагружала всем подряд, чтобы не было свободной минуты на бред и хаос.

Заехала после работы к Алле и так не хотела своим хмурым видом портить беременяшке настроение, что не стала жаловаться на свою жизнь.

– Как мой не округлившийся пока что колобок? – заглядываю к ней и улыбаюсь тому, как смешно она ест сидя на мягком мячике.

– Привет. Я уж думала, что ты обо мне забыла.

– Не припомню, чтобы такое вообще было возможно.

Раскладываю по-хозяйски продукты, записываю что привезти в другой раз и сажусь в кресло.

– Я тут пока побуду ладно? Мне врач разрешила пять минут посидеть.

– Сиди. Ну как ты вообще?

Поговорили немного о страшащем меня уже диагнозе – беременность. Вновь насытилась странными тезисами о том каково это быть в положении. О работе затронули тему. Рассказала о новом сотруднике снова. Даже показала фотки, сделанные тайком по ее просьбе.

– Вот же красавчик. А Уваров что? Вы вообще с ним собираетесь как-то дальше двигаться?

– Дальше? Мы вроде бы уже все отверстия исследовали на моем теле, куда уж дальше?

– Ты знаешь о чем я. Невозможно заниматься сексом, получать как я заметила нереальное удовольствие и не испытывать эмоций каких-либо.

– Да чувствуем мы все. Оргазм разный бывает, Алл, – улыбаюсь и прячу за улыбкой явно что-то странное, то, в чем пока не разобралась сама.

– Полин, мне всегда нравилось то, что ты такая. Веселая, неунывающая, болтливая, но иногда, мне кажется, что ты за всем этим прячешь нечто важное. То, что просто так не покажешь всем. Только кому-то одному.

Слушаю ее и конечно понимаю все, что она пытается донести, но самое большое и сложное чего не позволяют себе люди – это принятие слабостей, их подтверждение. Поэтому я снова делаю это… Перевожу все в юмор.

– Так плохо да? – опираюсь на свои руки склоняясь к ней ближе.

– Что плохо? – не понимает она.

– Ну гормоны, сентиментальность хреначит по мозгам. Но ты не переживай, говорят это лечится через девять месяцев. Родами.

Алла вздыхает и встает на ноги. Повторяю, за ней и обнимаю подругу, мысленно благодаря кого-то там, что мне ее послали в жизни этой. Иначе свихнулась бы, наверное, сама по себе. Другой бы так доверять не смогла.

– Пока, дорогая. Приеду в понедельник. На выходные к родителям метнусь в гости.

– Хорошо. Толик как раз хотел уговорить врача чтобы со мной побыть без отъездов эти два дня.

– Надеюсь разрешит.

– И я, так по нему соскучилась.

– Пока, – улыбаюсь и уезжаю домой.

Там собираю вещи, пакую кота в переноску и прыгаю в машину.

Хотела и телефон выключить к черту, но не смогла. Мало ли кто будет разыскивать меня.

Родители встретили меня с большой радостью. По дороге я заехала и купила нам вина.

– Какое вкусное, – восклицает мама, покручивая ножку бокала.

– Мне тоже нравится.

– Что там у тебя нового?

Не успеваю ответить папе, как мне приходит сообщение на телефон.

«Ты извинения принимаешь совместным ужином?»

Вот же засранец такой.

«Во внерабочее время я принимаю только элитный алкоголь в одиночестве».

Поднимаю глаза от телефона и смотрю на обоих родителей.

– Что?

– Ничего.

Мама улыбается, отец, наоборот.

– Да что?

– Ну и кто он? – не выдерживает мама.

– Никто, ма. Просто сообщение.

Телефон вновь вибрирует.