Высокие как бамбуковые трости Арабы подошли вплотную к Катрин, отчего ей сделалось не по себе, а в животе стало подташнивать. От их жесткого взгляда она поднялась с кресла и покорилась их воле.

Остаток дня ей разрешили провести в дворцовых покоях. Катрин побродила по ковровым комнатам, отмечая достоинства орнамента, представленного в основном стилем арабеска. Мимо нее несколько раз пробегали веселые девушки в паранджах. Они задорно смеялись и всем видом показывали, как их жизнь в золотой клетке прекрасна и гармонична. К ней никто не подходил и не знакомился, кругом царило равнодушие и блаженство. Катрин без энтузиазма бродила по длинному балкону, с которого открывался вид на пустынный пляж с редкими оазисами.

Горячий воздух дул прямо в лицо. Катрин ощущала пристальный взгляд охранника, не сводящего с нее глаз. Она почти не замечала его – так искусно он затаился, но его присутствие нельзя было скрыть. И оно давало понять, что она несвободна и броситься к воротам в надежде распрощаться с Сафаром у нее не получится. Верные слуги невольника мгновенно бросятся на нее, скрутят и закуют в кандалы.

Левая лодыжка до сих пора ныла, а синяк не хотел заживать. Вспоминая ржавую цепь, к которой она совсем недавно была прикована, Катрин становилось плохо: ее бросало в жар, и начинался озноб, будто она подцепила лихорадку.

Под окнами спали корабли пустыни, привязанные канатами к специальным балкам. Около них стояли автомобили, показывая, что верблюды представлены больше для колорита и традиции. Рядом с криками копошились карикатурные бедуины. Слуги протирали стекла, будили и кормили верблюдов, а после обеда поливали их из шланга. Верблюды морщились, суетились и плевались, но прочная веревка не давала им шанса на побег. Катрин сравнила себя с ними, и ей стало еще грустнее, чем прежде. Она привязана невидимыми, но такими же прочными канатами.

Невыносимое солнце выжигало глаза. Она устала прикрываться от палящих лучей и стала искать тень. По дороге ей попались двое маленьких сорванцов, которые грызли яблоки и кидали друг в друга маленькие камушки. Дети самозабвенно резвились, а рядом с ними стояла растерянная служанка и тщетно пыталась успокоить разбушевавшихся хулиганов. Неожиданно они стали кидать камни в несчастную нянечку. Та истошно закричала и попыталась поймать их, чтобы отшлепать, но дети вырывались из рук.

Словно из ниоткуда появилась строгая женщина в парандже. Катрин видела только ее узкие зрачки, но этого было достаточно, чтобы не ошибиться – это Сабина. Рядом с ней шла смуглая девочка лет трех и чистила апельсин. Женщина что-то гневно произнесла и подошла к служанке. Дети тут же успокоились и прекратили бросаться камнями. Неповоротливая служанка схватила их за рукава и подвела к Сабине.

Вспомнив утренний разговор, Катрин догадалась, что это дети Сабины, наследники Сафара. Их ожидает многое: сказочное богатство, связи по всему миру, продажная женская ласка и любовь. Они пока находятся в счастливом неведении, но ждать осталось недолго. Катрин была в курсе, что родство передается по мужской линии – в подтверждение этому мальчики уже воевали за наследство и престол отца. Только у матери получилось угомонить их.

Сабина нагнулась и шлепнула невоспитанного мальчугана, отчего тот громко захныкал. Второй спрятался за служанку, но его постигла та же печальная участь. Дети надули губы и стали вытирать мокрые глаза. Младшая сестренка сочувственно наблюдала за расстроенными братьями, не отрываясь от апельсина. Пусть мальчишки куражатся и воюют между собой, а ее судьба известна. Мать наверняка успела объяснить дочери существующее положение дел и ее перспективы. Несмотря на свой нежный возраст, девочка наверняка интуитивно понимала, что лет через десять ее выдадут замуж за одного из подросших хулиганов из знатного рода. Для нее это будет естественным финалом, такова ее культура и идеология. Наказав сыновей, Сабина заметила новую невесту, но не стала ее приветствовать. Задержав на ней взгляд, она что-то шепнула служанке и взяла дочку на руки. Няня позвала успокоившихся сорванцов, вручила им по леденцу и повела гулять в более безопасное место, скрытое от постороннего взора. Несколько секунд постояв неподвижно, Сабина последовала следом за няней.

«Мамочка не особенно приветлива, – усмехнулась Катрин. – Не торопится похвастаться детишками, как будто это не ее гордость, а сущее наказание. Зачем их скрывать? Любая мамаша на ее месте не упустит шанс показать свое богатство. Неужели в данном случае нет позволения всесильного мужа? Интересно, Сафара обрадовал бы тот факт, что его детишки успели засветиться передо мною? Они не виноваты, это мамка их не уберегла, выставила напоказ и раскрыла тайну. Неосторожной няне влетит первой. Но кто мог предугадать мое появление на прогулке? Всевышний не намекнул, и она развесила уши. Мальчики пошли в отца, не повезло их будущим избранницам. Лично я пока не планирую заводить детей, зачем торопиться? Дети и я – что-то иллюзорное. Постой, ты сама себе противоречишь! Недавно ты мечтала о том, чтобы завести парочку отпрысков от Клода. Или это был самообман, наваждение? Уму непостижимо. Этот ублюдок помутил мой рассудок. Подумать только, я хотела ребенка от этого никчемного мерзавца! Я не объясню ни себе, ни другому, что тогда происходило в моей душе. Неужели исключительно ради денег, ради престижа и положения? Если так, то я безнадежно испорчена, каюсь. Мое заточение – справедливое наказание за легкомыслие, порочные желания, страсть к легким деньгам и купленному счастью. Я начинаю путаться в собственных мыслях. Остановитесь, прошу вас! Постойте на месте, мысли! Тоже мне, скакуны… Вернитесь и разложитесь по полочкам. Моя система ценностей начинает разваливаться на куски, разбиваться на осколки, как глиняный кувшин, и это происходит помимо моей воли. Воля, есть ли она у меня?..»

Не найдя ответов на вечные вопросы, Катрин продолжила прогулку. Охранник, он же в определенном смысле личный телохранитель, неотступно следовал за ней. Вдоволь покружив по доступным окрестностям, девушке наскучило это бессмысленное хождение. На душе стало очень тоскливо. Араб не подходил близко, сохраняя дистанцию. Катрин была согласна даже на его общество, лишь бы прекратить надоевшее молчание.

Она пригляделась к нему и заметила, что араб слишком увлеченно на нее смотрит. Катрин объясняла это собственной экзотичностью и открытостью, тем более она пока ходит без паранджи. Почему-то Сафар пока не побеспокоился об ее конспирации. То ли он был уверен, что никто из посторонних ее не заметит, то ли ему просто не пришло в голову спрятать ее лицо. В любом случае Катрин расхаживала по дворцу во всей красе с распущенными волосами, и это никого не смущало, а ее в особенности. Любой посторонний мог заметить ее: кто-то из заморских гостей принца, либо случайный зевака, либо коварный папарацци. Последнее – слишком лестно. Несмотря на все свои достоинства, Катрин пока не суперзвезда, чтобы за ней охотились репортеры. Широкой публике она неизвестна, и надеяться, что ее фотография попадет в прессу и вызовет мировой скандал с грандиозными последствиями, довольно глупо. Катрин не стоит беспокоиться по этому поводу.

Единственное, что ее действительно беспокоило – это гигиена. Катрин больше суток не принимала душ, что в обычных условиях было просто немыслимо. От изнуряющей жары спина вспотела и чесалась, волосы казались слипшимися и грязными.