Иван чуть расправил худенькие плечи и горделиво покачал головой: все правильно, брат, они воины. Да! Потом что-то вспомнил и аж заерзал от нетерпения.

– Митя, а как спрашивают за грехи с царевичей?

Неторопливо свернув исчерканную свинцовым карандашом бумажку и сунув ее за голенище короткого сапожка, наследник внимательно посмотрел на брата.

– То, что я тебе открою, ты сохранишь в тайне. Даже на исповеди – и то нельзя, ни словечка!

– Никому!

Поймав взгляд родной крови, Дмитрий размеренно заговорил:

– Мы – потомки Рюрика, природные властители земли Русской. Мне суждено надеть шапку Мономахову, тебе же…

Семилетний мальчик слушал на удивление внимательно.

– …Венец великого князя. Для любого простеца убийство есть грех смертный, мы же обязаны изничтожить или обмануть любого ворога, взалкавшего русских земель и люда, их населяющего. Все хорошо, что на благо подданным, и все плохо, что им во вред! Смерть врагов, если она позволила сохранить и приумножить люд православный, дать им какую леготу – не ложится на душу властителя несмываемым грехом. И наоборот, нет ему прощения, если попустит он страдания и нужды подданных своих, не защитит от глада, мора и врагов.

Размашисто перекрестившись, Дмитрий подвел черту:

– Судии государя есть Бог и народ его, а более никто!

Средний из царевичей о чем-то задумался.

– Митя, а врать тоже можно?

– Обмануть врага к пользе народной есть одна из первейших обязанностей государя. Но запомни – для верных подданных его слово тверже булата и дороже золота. А вообще… Путь властителя пролегает сквозь терновник неведения и ошибок, выросший на бездонной трясине предательства. Неловкое движение приносит боль и поражение, а неверный шаг – смерть.

Глубоко вздохнув, наследник улыбнулся, вызывая у Вани ответный смех.

– Ты хорошо подумаешь над тем, что я тебе сказал. Если появятся вопросы – ты задашь их мне только тогда, когда мы будем наедине. Нельзя, чтобы кто-то узнал НАШУ тайну!

– Да, брат!

– Вот и хорошо. А теперь, если хочешь…

– В мастерские?!

– Ну я хотел показать тебе одно тайное воинское умение, но раз тебе неинтересно…

Опять заерзав, Иван торопливо согласился отложить визит в царские мастерские и даже без малейших напоминаний подтвердил, что запомнил как «Отче наш» главное условие:

– Никому!..

– Тогда ладно. Сядь по-другому, впереди меня. Нет, ноги вот так, а руки вот так. Теперь дыши ровно и представляй, что между ладошками у тебя висит клубочек тепла.

Мягко положив свои руки на лопатки брата, Дмитрий скользнул ими вниз и вперед, остановив ладони на солнечном сплетении. Затем прикрыл глаза.

– Как он подрастает с каждым твоим вдохом и немножко уменьшается с каждым выдохом…

– Долгих лет государю-наследнику!

– И тебе здравствовать, Ефрем.

Один из столяров царских мастерских, отряженный в полное распоряжение царственного отрока, более чем полностью оправдывал свое имя[93], к тридцати годам имея аж восемь сыновей и семь дочек. По этой же причине отличался он редкой старательностью и исполнительностью – поленишься тут, коли девкам приданого целую гору надо, и сыновей в люди вывести, да жену побаловать (себя при этом не забыв).

– Вот, весь урок в точности сполнил.

Десятилетний мальчик походил вокруг массивного дубового основания, вырастающих из него двух тумб, попробовал шатнуть станину и довольно кивнул. Пригнулся, что-то проверяя, а затем требовательно протянул руку, в которую понятливый мастеровой почти без паузы вложил небольшой чехольчик.

«Так, размеры… Ага, в порядке».

Протянув толстую нить между двумя бабками[94]будущего токарного станка, Дмитрий еще раз все тщательно перемерил небольшой линеечкой, размеченной аж на двадцать семь сантиметров. Последняя на данный момент (увы и ах!) существовала всего в одном экземпляре и являлась плодом довольно долгого сотрудничества сразу двух златокузнецов.

– Хорошо.

Повторив все свои действия в отношении готового макета сверлильного (а заодно, если ему улыбнется удача, и вертикально-фрезерного) станка, старший сын великого государя отметил, совсем не скрывая своего хорошего настроения:

– Очень хорошо!

Расстелив прямо на старательно выглаженной станине большой лист бумаги и придавив его железком от рубанка и подвернувшимся под руку долотом, царевич провел пальцем по удивительно ровным линиям рисунка:

– Две длинных и ровных рейки. Вот эти детальки…

Подробно объяснив столяру его следующий урок и проверив, все ли тот правильно понял, Дмитрий еще раз довольно кивнул и вышел из своего личного Особливого амбара, выделенного ему (вместе с охраной оного) по слову царственного отца. Поначалу все смотрели на это дело как на детскую блажь… Все, кроме работников царских мастерских, – уж они-то сразу оценили всю прелесть и удобство новых инструментов и приспособлений, придумываемых царственным отроком буквально на ходу. Один только коловорот с двумя дюжинами сменных насадок чего стоил, разом заменив целую груду привычных, с их намертво приклепанными хвостовиками!.. Или вот, к примеру, неудачно сваренный мастером булат. На саблю такую сталь пускать никак нельзя, разлетится от доброго удара, а на сверла пошла за милое дело. В тех же пушках запальные отверстия теперь вертеть одно сплошное удовольствие – и бронза, и чугун, и медь, – наконечнику сверла все заедино, прямо как по маслу идет! А литейщикам Бронного приказа оченно по вкусу пришелся деревянный короб с двумя ручками и одним колесом – царевич его тачкой назвал. Ямину под опоку[95]выкапывать или, наоборот, готовое литье раскапывать – так этой тачки лучше и не придумаешь. Один человек за один раз тридцать-сорок лопат может увезти!

– Доброго здоровьичка, государь-наследник!

Повернув голову к знакомому по путешествию в Кирилло-Белозерскую обитель дьяку, первенец великого государя чуть наклонил голову в ответ.

– Благодарствую.

«Не Кремль, а одна сплошная большая деревня!»

Молчаливо выразив свое возмущение и определив по солнцу время, отрок едва ли не вприпрыжку заторопился в царские мастерские: во-первых, неотвратимо приближалась очередная тренировка с саблей и рогатинкой. А во-вторых – быть может, златокузнецы все же совершили чудо и он сможет подержать в руках еще одну линеечку? Желательно на сей раз хотя бы в полметра длиной. Опять же у него появилась одна мысль насчет того, как сделать пузырьковый уровень, а также вполне жизнеспособная идейка о том, как все-таки можно получить долгожданный (уже всю голову сломал, блин!) эталонный грамм. Не то что он был так уж срочно нужен, но… В любом случае без него нельзя было обойтись, иначе «зависала» немалая часть оставшихся в памяти знаний – те же формулы, например. Чего не отнять у советского образования – так это умения некоторых преподавателей буквально вколотить учебную программу в мозги студентус вульгарис через любое «не могу» и «не хочу».