Отто не хочет её терять — что, собственно, ещё нужно? Она тоже хочет, чтобы они были вместе и чтобы всё снова стало так, как прежде. Так зачем снова ехать в Гедесберг? Может быть, надо порвать с Шелленбергом, отказаться? Может быть, ей так и сделать, когда она вернется в Берлин?

Да, так часто случалось с ней и Отто — их упоение друг другом, когда они бывали вместе. Это упоение заставляло забывать все разногласия, все ссоры и обиды, но как только наступала пора расставания, пусть даже короткого, подозрение и ревность с обеих сторон быстро возвращались. Подчиняясь минутному порыву, Маренн подошла к телефону, сняла трубку. Она хотела попросить связиста, чтобы её соединили с оберштурмбаннфюрером. Она хотела сказать ему «люблю» уже искренне, но Скорцени не оказалось на базе. Он ещё не доехал. А связь в машине пока не наладили.

— Что прикажете передать, госпожа оберштурмбаннфюрер? — деловито спросили на другом конце провода.

— Скажите, что я звонила, — ответила Маренн мягко. — Я все ещё в Гёдёллё. Я буду ждать его звонка.

— Слушаюсь, госпожа оберштурмбаннфюрер.

— Благодарю.

Маренн положила трубку, снова взглянула в зеркало. Солнце спряталось, и лик императрицы Зизи потемнел, как будто радость поблекла в нём.

В дверь постучали. Маренн обернулась.

— Да, да, войдите, — разрешила она.

— Прошу прощения, ваше высочество, вы позволите? — на пороге появилась Илона в строгом деловом платье, но как всегда чёрном. Причёска была тоже обычной — гладкая чёлка и аккуратно уложенные волнистые локоны по бокам и сзади.

— Только что приехал свёкор, — сообщила графиня. — Как мы и предполагали, в сопровождении немцев.

Взглянув на коробку с гребнями, принадлежавшими Зизи, она догадалась, что Маренн пользовалась ими:

— Вы так же, как императрица, внимательно рассматриваете расческу после каждого причесывания, чтобы узнать, сколько выпало волосков? — спросила Илона.

— У меня нет на это времени, — ответила Маренн с улыбкой. — Кроме того, насколько я знаю, императрица держала при себе особую горничную, которая подсчитывала эти самые волоски и сообщала куаферу, чтобы он думал, как сократить их количество. У меня же нет такой возможности. Времена изменились.

Маренн случайно бросила взгляд на телефон и снова подумала об Отто: «Позвонит или не позвонит сразу, как приедет?» Она не сомневалась, что позвонит. Иначе быть не могло. Но телефон молчал. «Впрочем, может и не позвонить, конечно, — мелькнула предательская мысль. — Поймет, что взбудоражил, добился своего. Значит, уже может помучить. Впрочем. Зачем ему так делать сейчас?»

Графиня Дьюлаи терпеливо ждала, когда её собеседница выйдет из задумчивости, и даже не спросила, что же именно занимает мысли «её высочества».

Испугавшись, что вопрос всё же прозвучит и придётся что-то придумывать, Маренн заговорила об адмирале Хорти.

— Как чувствует себя его высокопревосходительство после приезда? — осведомилась она.

— Свекор физически здоров, — ответила Илона. — В поезде его осмотрел врач. Давление и все показатели в норме, но морально он очень подавлен. Немцы в Гёдёллё — мне было больно смотреть, как он переживает это. Он всё держит в себе. Возможно, вам, ваше высочество, даже покажется, что нет ни единого знака подавленного настроения, но я знаю свёкра достаточно давно, чтобы замечать неочевидные вещи и понимать, как же ему трудно.

Маренн кивнула.

— Он видел врачей и медсестёр, приехавших с вами, — продолжала Илона, — и я взяла на себя смелость сказать ему, что вы здесь, ваше высочество. Он очень разволновался. Расспрашивал, достойно ли я приняла вас. Он прислал меня спросить, будет ли у вас возможность принять его. Он просит аудиенции, ваше высочество.

— Аудиенции? У меня? — Маренн растерялась и оглядела свою спальню, всё ещё сохранившую следы недавнего присутствия Скорцени, а точнее — следы присутствия некоего мужчины. Принимать адмирала в такой обстановке было нельзя.

— Об этом не может быть и речи, — запротестовала Маренн. — Я сама пойду к адмиралу. Если он меня примет.

— Мой свекор — очень старомодный человек, — мягко возразила Илона. — Этикет габсбургского двора, члены правящего семейства, дворцовая иерархия — всё это для него не прошлое, а настоящее. Он всем этим живет, он всё это чтит. Он не может себе представить, чтобы принцесса крови приходила к нему на прием, когда на самом деле ему положено нижайше просить о встрече.

— Нет, все-таки так не пойдет, — решительно возразила Маренн. — Да, я, конечно, правнучка Франца Иосифа, но что это значит теперь? Я — не королева Венгрии и, скорее всего, уже не буду, — она пожала плечами. — Я даже никогда не была собственно членом императорской семьи. Спросите вдовствующую императрицу Зиту — а кто такая эта Мария-Элизабет фон Кобург-Заальфельд де Монморанси фон Габсбург? Зита сначала пожмет плечами и только после, возможно, припомнит, если ей подскажут секретари. Нет, мне нечего разыгрывать из себя монархиню. Я такой же человек, как и все, а ваш свекор — глава венгерского государства. Так что я с радостью увижусь с ним, но только сама к нему приду, когда он сможет меня принять. Давать аудиенции — это совсем мне не подходит в моем нынешнем положении. Да это и смешно. Так и скажите его высокопревосходительству, я готова встретиться с ним в любое удобное для него время. Кстати, вы сказали ему, что я… — Маренн запнулась.

— Что вы носите немецкий мундир? — догадалась Илона. — Да, ваше высочество. Я сказала, что вы состоите в медицинской службе рейхсфюрера Гиммлера и лечите его солдат.

— И как адмирал отнесся к этому?

— Спокойно. Он знает, что вы очень хороший врач и что, когда вы оказались в Германии, нацисты арестовали вас. Нет ничего удивительного в том, что они постарались использовать ваши способности и знания себе на пользу. Это нисколько не удивило моего свёкра и не шокировало тем более. К тому же он прекрасно знает, что все контакты по Венгрии, которые шли и идут на благо страны, в рейхе ведутся при поддержке рейхсфюрера. Он отдает себе отчет, что без участия Гиммлера все это не было бы возможно, даже мысль о том, что Венгрии можно помочь выйти из войны, допустить её мир с союзниками Сталина, с последующими бенефициями для рейха, конечно же. Так что вы смело можете предстать перед его высокопревосходительством в нынешнем облачении, — Илона обвела взглядом эсэсовский мундир Маренн, — он все понимает правильно.

— Что ж, это легче, — Маренн вздохнула.

Зазвонил телефон. Она резко повернулась и протянула было руку, чтобы снять трубку, но тут же опустила. При Илоне говорить не хотелось. Хорошо, что та уже собиралась уходить.

— Я предупрежу его высокопревосходительство, что вы сами готовы прийти к нему, — сказала графиня. — Он назначил заседание Коронного совета, чтобы поставить его членов в известность о произошедших событиях и решить, что же делать дальше. Однако его высокопревосходительство не хотел бы проводить заседание, не поговорив до этого с вами. Прошу меня извинить. Я скоро.