— Я говорила тебе, Андрей, что твоя дочь не так мила, как хочет казаться, — усмехнулась Галина.

— Замолчи! — одернул ее папа и вновь посмотрел на мою бабушку: — Я виноват лишь в том, что шел у вас — двух змей — на поводу. И почему-то вы и словом не обмолвились, что у моей дочери проблемы, когда напоминали мне об очередном платеже на ее воспитание. Но больше я этого терпеть не намерен, слышите? Так и передайте Эвелине! Впредь она и копейки от меня не получит, потому что растить дочь я буду сам. И поверьте мне на слово, в моем доме ей дышится в сто крат легче, чем когда-либо дышалось в вашем! А теперь будьте добры нас покинуть. И в следующий раз настоятельно рекомендую приезжать в гости, предварительно предупредив и, конечно же, если по-настоящему будете желать увидеть внучку, а не для того, чтобы в очередной раз ткнуть ее носом в то, что вы субъективно считаете неправильным. До свидания, Ирина Владимировна.

Бабушка смерила его надменным взглядом и, прежде чем уйти, глухо бросила:

— Я этого так не оставлю. Имейте ввиду.

— Непременно, — откликнулся отец и поднялся со своего места, чтобы подойти ко мне. — Солнышко... мне... Мне так жаль.

В его глазах блестят такой глубины вина и сожаление, что я, не раздумывая, бросаюсь в его объятия. Прижимаюсь крепко-крепко, до глубины души благодарная за то, что он меня отстоял и намерен отстаивать в будущем. Наверное, мне сегодня не стоит отвечать на звонки мамы...

— Люба никуда не уедет! Ура! — разрядил обстановку восторженный голос Никиты.

Мы с папой одновременно рассмеялись, отстраняясь друг от друга, и тут же на мое плечо легла теплая ладонь Мирона.

— Мы пойдем наверх, Андрей. Будем в комнате Любы, если захочешь с ней поговорить.

— Не сегодня, да, солнышко? — улыбнулся папа. — Но ты знаешь, что я всегда готов тебя выслушать, верно?

— Знаю, спасибо, пап.

— Приятного вечера, — целует он меня в лоб. — Вам обоим, — выразительно смотрит на Мирона.

— Я с вами! — не дает забыть о себе Никита.

И когда мы втроем покидаем столовую, я слышу напряженный голос отца:

— А вот с тобой, женушка, мы поговорим обязательно.

Что отвечает Галина, мне неизвестно, так как Ник громко предлагает:

— А может, посмотрим кино?

— Лю? — вопросительно улыбается мне Мир.

— С удовольствием, если честно, — отвечаю я искренне.

Когда мы размещаемся в кинозале: Ник в одном кресло-мешке, а мы с Мироном в другом, я достаю телефон, чтобы поставить его на беззвучку, и вижу на экране значок входящего сообщения от одной из социальных сетей. Пишет мне... Ежова Марта:

«Люба, извини меня. Я не должна была говорить то, что сказала. На самом деле, я просто разозлилась. Мне очень стыдно».

Марта была сейчас онлайн и потому я быстро написала ей в ответ:

«Ты очень многое сказала верно. Мне давно нужно было услышать это от кого-нибудь. Еще раз извини, что напомнила тебе о том, о чем напоминать не следовало. Мне тоже очень стыдно».

«Люб... Кажется, я очень скучала по тебе. Может, попробуем восстановить наше старое и доброе общение?»

«С огромным удовольствием, Марта!»

«Супер! Отличного вечера, рыжик)))»

«И тебе, ежик)))»

Я счастливо улыбаюсь и откидываюсь головой на плечо Мира, тут же замирая от его горячего шепота у моего уха:

— Так держать, фенек. Ты со своим «нет» была просто великолепна!

Глава 24. Любовь

Мне приходится ответить на звонок мамы, я и так, игнорировала ее весь день.

— Да, мам?

— Любовь! — звучит строго и немного облегченно. — И как прикажешь мне это понимать? Ты нарочно не брала трубку весь день?

— Да... — выдыхаю я честно. — Извини, мама.

Мирон, который сидит в кресле и что-то читает в своем телефоне, поднимает лицо на меня и смотрит с интересом.

— И что же послужило причиной такого хамского поведения, позволь узнать? — очень холодно интересуется мама. Я ее явно расстроила своей честностью.

— Я догадывалась, с какой целью ты звонишь, и не была готова к разговору.

— А сейчас готова?

— Да. Вроде бы.

Мир начинает улыбаться и встает с кресла, нарочито медленно и по-своему хищно двигаясь в мою сторону. Что-то задумал, не иначе!

— Превосходно! Я жду объяснений.

Я набираю воздуха в грудь, пока Мир садится за моей спиной. Жду от него каких-либо действий, но он не шевелится. Выдыхаю и со всей твердостью, на какую способна, говорю маме:

— Мне нравится жить у папы. Мне нравится не заниматься балетом, я его вообще никогда не любила. Мне нравится петь, и я намерена возобновить уроки вокала. Фортеп... — тут я запинаюсь, потому что Мир касается своими теплыми пальцами обнаженной полоски кожи на пояснице. Не глядя за спину, легонько бью его по руке, чтобы не отвлекал и продолжаю: — Фортепиано не брошу, как и уроки английского языка. И... и я... мне кажется... я не готова тратить пять лет жизни обучению бизнесом.

С Мироном мы уже успели это обсудить, и сегодня вечером я собираюсь рассказать об этом папе. Что касается мамы... Она возмущенно втягивает воздух и язвительно выдыхает:

— Ах, ей кажется! Любовь, мы, помнится, все обсудили и решили! Ты отлично сдала вступительные экзамены, тебя уже зачислили на курс! Занятия балетом — это очень престижно! А становиться певичкой — вульгарно! Я...

— Мама, — слегка дрожащим голосом перебиваю я ее, — так считаешь ты. Я считаю немного по-другому. И это нормально, что мы можем быть не согласны во мнениях, верно?

— Не согласны?! Это твой отец, да? Твой отец надоумил тебя пустить все мои старания по ветру! Как знала, что не стоит тебя оставлять у него! Как же я жалею, что не надавила на свою мать как следует. Но теперь и она понимает, что жить с ней тебе будет лучше! Любовь, я настаиваю на том, чтобы ты как можно скорей переехала к ней. Слышишь? Настаиваю!

— Я не поменяю своего решения.

— Что он тебе наговорил? Каким образом сумел настроить тебя против меня?!

Я сильно вздрагиваю, когда мои плечи сжимают пальцы Мирона, а сам он шепчет мне на ухо:

— Ты вся дрожишь, фенек.