• Человеческое сообщество образовалось не в золотой век благоденствия и изобилия, а в примитивной борьбе за выживание. Не было никакой первоначальной райской эры, когда, как думают некоторые романтики, счастливые и благостные мужчины и женщины якобы вели безмятежный и праздный образ жизни, пользуясь бесчисленными дарами природы. Первые люди, не имея огня и не владея навыками земледелия или какими-либо иными средствами улучшения условий своего существования, занимались главным образом только тем, что добывали себе еду.

Возможно, создавались рудиментарные формы кооперации в интересах выживания, но превращение межчеловеческих связей в устойчивые общины, управляемые определенными нормами и обычаями, происходило очень медленно. Вначале они складывались на основе спаривания – по взаимному желанию либо в результате сделки или изнасилования – либо организовывались для охоты и сбора еды. Смертность была чрезвычайно высокой, хотя и не столь высокой, по саркастическому замечанию Лукреция, как в «наши» времена, сопряженные с войнами, катастрофами и чревоугодием.

По Лукрецию, совершенно абсурдно считать членораздельную речь волшебным изобретением, подаренным человеку. Люди, подобно другим животным, вначале издавали различные звуки и жестикулировали в зависимости от ситуации и лишь постепенно пришли к тому, чтобы пользоваться понятными друг другу словами. Таким же образом они научились петь и создавать музыку, подражая птицам и мелодичному звучанию тростника.

Искусства, ремесла и блага цивилизации не даны человеку некими божествами, а приобретены тяжелым трудом, применением талантов и умственной энергии всего человеческого рода. Они рождались и в страхе перед богами, и в жажде богатства, славы и владычества. Однако их первоисточником было стремление к личной безопасности, уходящее корнями в то далекое прошлое, когда человек пытался одолеть своих естественных врагов в борьбе за выживание. Эта жестокая борьба – с диким зверьем, угрожавшим человеку, закончилась для него в целом успешно, но инстинкты тревоги, агрессии и стяжательства сохранились и приумножились. В результате человек создал оружие, которое начал применять и против себе подобных.

• Душа смертна. Душа человека материальна, как и тело. Мы не можем установить ее местонахождение только потому, что она состоит из исключительно малых «семян», пронизывающих вены, мышцы и сухожилия. Наши инструменты недостаточно чувствительны для того, чтобы измерить ее. В момент смерти она улетучивается, подобно тому, как «букет пропадет у Вакховой влаги», или «весь аромат благовонного масла», «или же как-нибудь вкус из чего-либо весь удалится» (3.221–222). Мы же не думаем, что в вине или благовонном масле содержится таинственная душа; аромат состоит из мельчайших веществ, которые невозможно измерить. Точно так же и душу человека составляют мельчайшие элементы, скрытые в самых потаенных частях тела. Когда тело умирает, то есть когда распадается его материя, вместе с ним гибнет и душа [39] .

• Загробной жизни не существует. Кого-то из нас утешает, а кого-то и мучает мысль о том, что ждет человека после смерти. Кто-то рассчитывает на то, что будет вечно собирать цветы в райском саду. Кто-то страшится предстать перед строгим судией, который приговорит его на нескончаемые муки (при этом странным образом предусматривается, чтобы осужденный после смерти имел кожу, чувствительную и к пеклу, и к холоду, и обладал телесным аппетитом и жаждой). Но если вы поймете, что душа умирает вместе с телом, то будете знать и другое: после смерти вас никто не покарает и не наградит. Вам надо думать не о загробной, а о реальной жизни на земле.

• Смерть для нас ничего не значит. Когда мы умерли, то есть когда частицы, из сцепления которых состояло наше тело, распались, мы не испытываем никаких ощущений – ни удовольствия, ни боли, ни желаний, ни страха. Лукреций пишет по этому поводу, что люди всегда скорбят и причитают: «Нет, никогда ни твой радостный дом, ни жена дорогая больше не примут тебя, не сбегутся и милые дети наперерыв целовать и наполнять отрадою сердце» (3.895–898). Но не прибавит никто: «Но зато у тебя не осталось больше тоски никакой, ни стремленья ко всем этим благам. Ты ведь в усыплении останешься смертном все остальные века без забот и без тягостной скорби».

• Все организованные религии – иллюзорные суеверия. Они проистекают из нереализованных страстных желаний, страхов и невежественности. Человеку свойственно задумываться над образами могущества, красоты и умиротворенности. Присваивая соответствующие функции богам, он становится заложником своих видений.

Всем присуще испытывать странные чувства, вызывающие такие грезы. Вы смотрите на звезды, и у вас возникает представление о существах, обладающих безмерным могуществом. То же самое происходит, когда вы задумываетесь о бесконечности Вселенной или совершенности мироздания. О карающем действии сверхъестественных сил вам может прийти мысль, когда вас вдруг постигнет цепь необъяснимых злоключений или когда природа начнет демонстрировать свои разрушительные способности10. Известно естественное происхождение таких природных явлений, как молнии или землетрясения, – и Лукреций их подробно объясняет, – но они приводят в ужас человека, он испытывает суеверный страх и начинает молиться.

• Религии жестокосердны. Религии всегда претендуют на то, что вселяют надежду и любовь, но они основаны на жестокости. Отсюда – и фантастические предостережения о возмездии, и непрестанное возбуждение тревожности у верующих. Главный символ религии – и самое наглядное свидетельство ее порочности – принесение в жертву ребенка родителем.

Почти во всех вероисповеданиях содержится миф о таком жертвоприношении, а в некоторых религиях оно осуществлялось реально. Лукреций, очевидно, имел в виду именно эту традицию, приводя в качестве примера религиозных злодеяний принесение в жертву Агамемноном своей дочери Ифигении. Возможно, ему были известны и иудейская история Авраама и Исаака, и другие аналогичные легенды Ближнего Востока, заинтересовавшие римлян. Лукреций писал поэму около 50 года до н. э. и вряд ли осознавал, что миф о жертвоприношении покорит западный мир. Но его едва ли могли удивить навязчивые образы умерщвленного и окровавленного сына.

• Не существует ни ангелов, ни демонов, ни призраков. В реальной действительности не бывает никаких бестелесных существ – духов. Всякие парки, гарпии, демоны, джины, нимфы, сатиры, дриады, звездные вестники и духи мертвых, которыми древние греки и римляне населили весь мир, – чистейший вымысел. Забудьте о них.

• Высшая цель жизни человека – прибавление наслаждений и убавление боли. Жизнь надо устраивать так, чтобы она доставляла радость и счастье. Нет более высокого этического принципа, чем служение этой цели ради собственного блага и блага своих соплеменников. Все другие претензии – на служение государству, прославление богов или правителей, самопожертвование во имя добродетели – второстепенны, обманчивы и лживы. Проявление воинственности и увлечения жестокими спортивными состязаниями, характерные для эпохи Лукреция, казались ему особенно порочными и противоестественными. Естественные потребности человека очень просты. Из-за неспособности понять пределы этих потребностей человек вовлекается в ненужную и бессмысленную борьбу за все новые и новые блага и почести.