Коротко докладываю обстановку, называю местные предметы, обозначенные на карте, поясняю:

– Рубежи удерживаем, а для контрудара сил не хватает. Немцы несут большие потери, но их атаки не ослабевают… Атакуют с земли и с воздуха…

Взываю в надежде, пожалуй и беспочвенной, но все-таки взываю – может, войдут в наше положение и выручат:

– Бомбежки страшные, голову от земли не оторвешь. Было бы здорово, если бы на наш участок сегодня же подбросили истребителей.

Из Ставки переспрашивают:

– Говорите, бомбежки? Сколько самолето-вылетов предпринял противник на ваши позиции?

Отвечаю. Жду, что услышу: «Подкинем вам самолеты». Но об истребителях в Москве молчат.

Тогда казалось, что нас не понимают, что Ставка и Генштаб не хотят войти в наше положение. Только потом мы поняли, что у Верховного Главнокомандования были участки, где положение складывалось еще более критическое. Например, под Воронежем. Совершенно очевидно: все внимание Ставки и Генштаба было приковано к этому направлению. Но и за боями на нашем участке фронта Ставка и Верховный Главнокомандующий следили довольно пристально. Об этом, в частности, свидетельствуют документы, которые приводит в своих воспоминаниях генерал армии М. И. Казаков, бывший в то время начальником штаба Брянского фронта: «В ночь на 30 июня командующего фронтом тов. Голикова вызвал к прямому проводу Сталин.

– Нас беспокоят две вещи, – сказал он. – Во-первых, слабая обеспеченность вашего фронта на реке Кшень и в районе северо-восточнее Тим. Мы считаемся с этой опасностью потому, что противник может при случае ударить по тылам 40-й армии и окружить наши части. Во-вторых, нас беспокоит слабая обеспеченность вашего фронта южнее города Ливны. Здесь противник может при случае ударить на север и пойти по тылам 13-й армии. В этом районе у вас будет действовать Катуков (1-й ТК), но во втором эшелоне у Катукова нет сколько-нибудь серьезных сил. Считаете ли вы обе опасности реальными, и как вы думаете рассчитаться с ними?».

Угроза прорыва на север действительно была реальной, но все же 1-му танковому корпусу совместно с другими соединениями и частями удавалось сдерживать противника.

Командование фронта чувствовало, что разрозненные действия корпусов не дают должного эффекта. Вероятно, поэтому 3 июля мы получили приказ. В нем говорилось, что создается сводная танковая группа из частей 1-го и 16-го танковых корпусов под командованием Катукова. Командование фронта поставило перед группой задачу окружить и уничтожить противостоящие части врага.

16-й танковый корпус без промедления прибыл на наш рубеж. Но танков у генерала Павелкина было совсем мало – не более 50. В течение минувшей недели на стыке 13-й и 40-й армий корпус понес большие потери в людях и боевой технике, поскольку противнику удалось обойти его с юга и отрезать от переправ через реку Олым. Выйти из этого сложнейшего положения было нелегко. Но все же приход даже изрядно поредевшего танкового соединения был для нас желанной поддержкой. Тем более что обороняться нам приходилось совместно с частями 15-й стрелковой дивизии и 8-го кавалерийского корпуса на широком фронте, и неприкрытых промежутков в боевых порядках было предостаточно. С приходом танков Павелкина мы расположились плотнее, однако в нашей обороне оставались еще слабо прикрытые стыки.

Между тем гитлеровцы, ведя непрерывные атаки, стремились нащупать наиболее уязвимые места в боевых порядках группы. Наконец им удалось это сделать. На участке, где у нас было мало огневых средств, фашистская пехота прорвалась через передний край и вклинилась в нашу оборону. Положение создалось угрожающее. Пробив брешь, гитлеровцы продолжали углублять прорыв с тем, чтобы разобщить войска группы и выйти им в тыл.

Нужно также учесть, что в этот момент враг наседал во всей линии фронта, а значит, и все наличные силы вашей группы – танки и пехота – были полностью задействованы. В моем резерве находились два легких танка Т-60. Но эти боевые машины-»малютки» и танками-то можно было назвать лишь условно. Вооружены они были 20-миллиметровыми пушками «швак».

Читатель, вероятно, представляет себе, что такое двенадцатый калибр охотничьего дробового ружья. Так вот, у пушек, состоящих на вооружении Т-60, калибр тот же самый. Для борьбы против немецких танков Т-60 не годились. Но против живой силы врага «малютки» действовали превосходно и не раз своим автоматическим огнем наносили громадный урон фашистской пехоте. Так было и под Мценском, и под Москвой.

И теперь в роковой час немецкого прорыва выручили нас танки-»малютки». Когда фашистская пехота вклинилась в нашу оборону на полкилометра, если не больше, я бросил в бой последний резерв.

К счастью, рожь в ту пору поднялась чуть ли не в рост человека, и это помогло «малюткам», укрываясь во ржи, выйти в тыл гитлеровцам, просочившимся в ваши боевые порядки. Т-60 с короткого расстояния шквальным огнем обрушились на немецкую пехоту. Прошло несколько минут, и цепи наступающих фрицев были отброшены.

Но окружить противника нам не удалось. Да это и естественно. Для подобной операции у нас не хватало ни своих сил, ни необходимых артиллерийских и авиационных средств поддержки. Теперь, когда просматриваешь документы, ясно, что Ставка была недовольна тем, как командование Брянского фронта использовало танковые корпуса. По поручению И. В. Сталина начальник Генерального штаба генерал-полковник А. М. Василевский передал командующему фронтом: «Некоторые из танковых корпусов перестали быть танковыми и перешли на методы боевых действии пехоты. Примеры: Катуков (1-й ТК) вместо быстрого уничтожения пехоты противника в течение суток занимался окружением двух полков, и вы, по-видимому, это поощряете…».

Этот документ объясняет многое из ситуации тех дней. Разумеется, 1-й танковый корпус окружал два полка пехоты не по собственной инициативе, а по приказу сверху. Но дело не только в этом. Из этого документа следует более важный вывод: танковые корпуса вводились в бой разрозненно, каждому из них ставились узкие, ограниченные задачи. А ведь можно было сосредоточить их в мощный кулак и, усилив средствами воздушной и наземной поддержки, нанести гитлеровцам действительно решающий удар во фланг.

Но, как всякий опыт, боевой тоже не дается сразу. Все эти мысли уже приходят к нам, участникам тех событий, как следствие опыта, накопленного в последующих боях. Уже через несколько месяцев мы научились применять для решения крупных наступательных операций не только танковые корпуса, но и по нескольку танковых армий одновременно.

Однако вернусь к боям тех июльских дней. До середины месяца наша сводная танковая группа совместно с пехотинцами и кавалеристами вела тяжелые оборонительные бои на рубеже Ломигоры – Большая Вершина – Большая Ивановка. Затем корпус получил приказ занять новый рубеж, оставив на прежнем 16-й танковый корпус и 15-ю стрелковую дивизию. Наша новая линия обороны проходила северо-западнее Воронежа от села Суховерейка до правого берега Дона. Корпус был усилен 4-й отдельной стрелковой бригадой полковника К. В. Гаранина. По тылам 13-й армии мы переместились на восток. Командование фронта поставило перед нами задачу любой ценой воспрепятствовать прорыву противника на север.