— Тебе идут дети, маленькая, — Дамир подкрадывается ко мне со спины и кладет ладони на мой живот.

Я чувствую, как волнующие мурашки оплетают каждый сантиметр моей кожи, и спешу быстрее выбраться из его объятий, пока еще могу самостоятельно стоять на ногах.

Мне страшно от собственных ощущений, потому что дыхание Дамира в моих волосах ощущается настолько остро, что мне не поможет успокоиться даже тазик ледяной воды на голову и пара кубиков льда, которые я бы приложила к своим пылающим щекам.

— Тебе тоже, — мне не нужно придумывать какой-то остроумный ответ, я могу быть просто собой рядом с этим мужчиной и выбалтывать все, что крутится в голове.

— Про детей ничего не могу сказать, но мне определенно подходишь ты. По всем параметрам, моя громкая трепетная девочка, — он прижимается губами к местечку за ухом, а я цепляюсь пальцами за его предплечья и откидываю голову, позабыв о том, что мы стоит посреди чужого дома, где туда-сюда снуют дети, которым точно не стоит видеть такие сцены. — Ты пока останешься здесь. Ничего не бойся, здесь до вас никто не сможет добраться. Двойная проверенная охрана по всему периметру, камеры и разрешение на использование оружия.

Дергаюсь от последнего слова, но Дамир отказывается выпускать меня из своих рук. Удерживает на месте крепкой хваткой и ощутимо прикусывает кожу на шее, пока я продолжаю свои не слишком успешные трепыхания.

— Стой смирно, маленькая. Хочу тобой надышаться.

Не знаю, сколько времени мы стоим так, но после фразы Дамира я больше не пытаюсь вырваться, потому что это слишком нежный момент и я внезапно не хочу уничтожать чувственный заряженный воздух, который оплетает наши тела.

— Иди на кухню к Таисии, не прячься здесь. Может, она выболтает тебе что-нибудь обо мне, и ты поймешь, что я не такой уж плохой, каким казался тебе в последнее время.

Если бы о Дамире снимали фильм — он точно выступал бы не в роли злодея. Но и зефирным положительным героем его нельзя назвать. Этакая справедливость с сильными крепкими кулаками, которыми он не гнушается пользоваться, когда того требуют обстоятельства.

На просторной современной кухне в серых оттенках я удивляюсь тому, как ловко Тася со своим животом лавирует от холодильника к плите, обратно и к барной стойке, за которую она меня заботливо усадила.

— Держи, пожуй пока. Дети любят, — Тася кладет передо мной упаковку крабовых палочек и наливает апельсиновый сок.

У меня урчит в желудке, так что я быстро уминаю сразу несколько штук и выпиваю сразу половину стакана, чувствуя, как успокаиваются мои подающие голос до этого киты.

— Они все смотрят вторую часть «Холодного сердца», так что нам с тобой никто не помешает сплетничать, — девушка ловит мой взгляд и заламывает одну бровь, словно подталкивая меня начать рассказ о том, как я вообще со своей наивностью появилась в жизни Дамира.

Я не спешу рассказывать впечатлительной беременной все тонкости, так что просто мастерски съезжаю в тему детей и слушаю о том, как маленькая Майя любит оставлять на людях следы зубов.

Особенно достается ее отцу, когда тот берет ее на руки, потому что суровый и молчаливый для всех муж Таси просто не в состоянии отказать своей крошечной принцессе.

— Знаешь, я даже немного боюсь, что он разбалует Майку и нам придется разбираться с последствиями в более позднем возрасте. Вырастет наглая фифа, которая не будет уважать никого вокруг, — девушка делится со мной откровением, пока я разматываю следующую палочку. Привычка из детства.

— Мне кажется, фифы вырастают, когда от детей просто откупаются финансовой вседозволенностью. А у вас малышка растет в любви, купается во внимании и видит перед собой замечательную модель большой и дружной семьи. Нет поводов для волнения, — мило улыбаюсь светящейся Тасе, которая со всем своим трепетом поглаживает большой живот, а потом прижимает ладонь к одному месту и свободной рукой перехватывает мое запястье. — Пинается.

Прикусываю нижнюю губу и чувствую, как под моей ладонью шевелится совсем еще крошечный футболист.

Я не понимаю, как Тася умудряется стоять на месте, потому что я бы в такой ситуации точно захотела почувствовать руку моего мужчины на животе. А заодно и растрезвонить на весь мир, что в моем теле крутится маленький человек.

И почему-то перед моими глазами встает широкая ладонь Дамира на моем округлившемся животе.

Мы разделили всего лишь одну ночь, а я уже представляю милые пинетки с бантиками.

Правду говорят, мы, женщины, иногда бываем такими глупыми мечтательницами.

— То, что ты сегодня привел ее к нам, значит… — Артур явно намекает на признание от меня, а я бы сейчас скотчем два раза обмотал его довольную ухмылку.

— Ничего не значит, успокойся. Девочка просто под моей ответственностью, хватит так довольно лыбиться. Раздражает.

— А я говорил, что когда-нибудь и тебя накроет. И хер что ты с этим сделаешь, — засранец серьезно решил меня выбесить. Проблема в том, что у него беременная жена, которой нельзя волноваться. В противном случае Артур уже огреб бы по самое не хочу.

Я злюсь. Сам не понимаю, на что именно, но меня просто дико бесит, что мои отношения с малышкой вышли за рамки нас двоих. Это уже какой-то другой уровень, и я начинаю сомневаться — надо ли мне еще сильнее подсаживаться на эту мелкую любительницу влипать в неприятности или лучше зарубить все на корню и не портить жизнь.

Ей не портить.

Потому что мало кто может вынести мой характер, если нет прямой финансовой заинтересованности. А девчонка смотрит на меня такими глазами, что, по-моему, готова жить со мной, даже если вся моя империя рухнет и останется от нее лишь раздолбанная однушка на самой окраине.

Я зажимаю сигарету зубами и начинаю дымить прямо в комнате, конечно с разрешения друга, а он продолжает сверлить меня слишком дотошным взглядом и лыбиться так, будто только что выиграл в лотерею чек на пожизненное обеспечение.

— Я знаю, что ты собираешься сопротивляться всему этому, Мир. А еще я знаю, что у тебя ничего не получится. У меня не получилось, хоть я и пытался изо всех сил. В итоге только время потерял, — он замолкает секунд на десять, а потом выдает какую-то чушь. — Представь ее с другим.

— Что?

— Представь, говорю, что твоя девочка нашла себе какого-то левого хмыря. И вот она позволяет ему целовать себя, обнимать, траха…

— Заткнись, блядь, — резко обрываю его, потому что навязчивые картинки Авроры в чужих руках уже забираются мне в голову.

Я понимаю, что это лишь плоды моего больного воображения, но мне уже хочется вырвать эти конечности, которые свободно гуляют по ее бледной коже.

— Так что, все еще просто долбаная ответственность, а, мужик? Или ты перестанешь думать жопой и признаешь уже, что на крючке, с которого не слезть?