Вот такие работники прислуживали капитану Дрейфу. Купил же он их по случаю, но, каким бы случайным ни был его выбор, лучшей компании бродяг было не сыскать. Впрочем, очень скоро мы, конечно же, увидим их в деле и тогда сможем судить о них уже более справедливо.

Когда аппетит гостей Дрейфа был наконец удовлетворен и трапеза подошла к концу, буканьер распорядился принести ликеры, трубки и табак, а также налить кофе, после чего он велел своим работникам убираться.

И четверо Береговых братьев остались одни.

– А теперь давайте побеседуем, – сказал Дрейф, набивая трубку.

– Давайте, – отвечали гости, по его примеру взявшись набивать свои трубки.

Буканьеры тут же почти полностью исчезли в густых клубах табачного дыма.

– Ну что, – молвил Дрейф, – кажется, все прошло замечательно, а, друзья?

– Признайтесь, ведь вы все знали заранее? – сказал Олоне.

– Тысяча чертей! А будь иначе, думаете, я пришел бы за вами? – рассмеялся Дрейф.

– Вы поступили со мной прямо как отец родной.

– Э-э, кто знает, может, я он и есть. Сколько тебе годков-то, приятель?

– Не знаю! Да разве я вам не говорил, что был несчастным подкидышем – меня из жалости подобрали на песчаной косе возле Ле-Сабль-д’Олона, – с горечью отвечал молодой человек.

– Откуда этот странный тон, парень? Тысяча чертей, я не вижу тут ничего досадного для тебя. Ты найденыш, ну и что; стало быть, бессемейный – одно возмещает другое, – в свойственной ему манере полушутя-полусерьезно заметил Дрейф. – Да ты не кручинься, мы все чьи-то сыновья. Может, когда-нибудь ты отыщешь всю свою родню и будешь сам тому не рад.

– О, как вы можете такое говорить?

– А почему бы нет, коли так оно и есть. Чтоб тебя бросили, твое появление на свет должно быть в тягость отцу или матери либо им обоим. Так что уж лучше их не знать. Испанцы, а они, должен признать, чего бы мне это ни стоило, не совсем уж законченные тупицы, так вот, те же испанцы говорят, что всякий сирота по праву есть дворянин. Удел дворян – плодить побочных детей; у бедняков другие заботы. Все знатные дамочки – шельмы, таково мое мнение, да и другие не лучше.

– Выходит, порядочных женщин нет вовсе? – невольно рассмеялся Олоне подобной точке зрения.

– Подумаешь! – бросил Дрейф, выпуская огромное облако дыма. – Наверно, есть, раз мне говорили, хотя сам я за всю жизнь не видал ни одной, или пусть меня покарает небо!

– Уж больно вы нетерпимы, капитан, вот что я вам скажу.

– Еще бы! Ну да ладно, допустим. Я человек сговорчивый – одна все же есть.

– Ну вот, это уже кое-что. И кто же она, интересно знать? Ваша знакомая?

– Боже упаси! Я всего лишь допускаю такое. И наверняка та, в которую ты втюрился.

Ответ капитана был встречен взрывом общего смеха. Причем Олоне смеялся громче других, чтобы скрыть свое смущение.

– Видишь ли, парень, – благодушно продолжал Дрейф, – молод ты еще. Так что поверь мне на слово и берегись любви. Это ужасный недуг, под стать бешенству. Всякого, кто влюблен, надобно убивать на месте. Для влюбленного это будет великой услугой, ибо так он не превратится в круглого идиота и не понаделает кучу глупостей куда более серьезных и опасных.

– Мне кажется, капитан, вы несколько недооцениваете женщин, – снова рассмеявшись, заметил молодой человек.

– Я?! – воскликнул буканьер. – Скажи лучше – ненавижу. Эти глупые создания – сущая напасть на нашу голову.

– Однако ж без них нам пришлось бы туговато.

– Брось! Нашлось бы взамен что-нибудь другое, и все бы от этого только выиграли, уж ты поверь. Ну да хватит об этом. Мне нужно сказать тебе кое-что поважнее. Эти бабы до того выводят из себя, стоит о них только подумать, что напрочь забываешь о делах насущных.

– Ладно, – мягко возразил молодой человек, – хоть вы и упорствуете и возводите напраслину на женский пол, держу пари, не пройдет и года, как вы сами женитесь.

– Я?! Тысяча чертей! Да уж лучше пусть меня раз сто повесят эти испанские свиньи! – вознегодовал буканьер. – Ну да вернемся к тому, что я собирался тебе сказать, – уже более мягко прибавил он.

– Слушаю вас, капитан.

Питриан о чем-то оживленно разговаривал со своим братом, и на спор Дрейфа и Олоне они не обращали никакого внимания.

После недолгого раздумья буканьер продолжал:

– Выходит, мы с тобой земляки или почти. Я-то сам из Люсона. Знакомое место?

– Еще бы! Это же самый грязный и скучный городишко из всех, что я видел!

– Да уж, – усмехнулся буканьер. – Не знаю почему, но будь я проклят, если не питаю к тебе самую горячую дружбу.

– Мне радостно это слышать, капитан. То же самое почувствовал и я, когда увидал вас в первый раз.

– Правда? – весело воскликнул буканьер.

– Честное слово, капитан.

– Благодарю. Кстати, сделай милость, обращайся ко мне, как я к тебе, – «ты» или «брат», а не «капитан», потому что отношусь я к тебе как к ровне, если не сказать больше. Сам-то я еще тот увалень, да и живу бирюк бирюком. Так что вот так, не знаю даже, что там да как, но уж больно хочется заполучить тебя матросом к себе. Пойдешь ко мне в матросы, а, Олоне?

– Вы… – начал было молодой человек и тут же по жесту Дрейфа поправился: – Ты доставляешь мне самую большую радость, хотел я сказать. И даришь величайшее счастье, какое мне еще никто никогда не дарил. Это ж несказанная милость с твоей стороны – сделать мне такое предложение!

– Значит, согласен?

– Само собой! Скорее даже тысячу раз, чем один!

– Вот и договорились. Обнимемся же, брат!

– О, с большим удовольствием!

И они упали в объятия друг друга.

– А как насчет славного Питриана-Крокодила? – спросил, рассмеявшись, Олоне. – Он же мой старинный друг.

– Ну так что! Пусть им и остается. Зато мы с тобой – братья.

– За меня не тревожься, Олоне, – сказал в ответ старый его товарищ, опять разрыдавшийся в три ручья, будто в оправдание своего нового прозвища. – Мы с моим братом только что заключили союз. Ведь я должен был выбрать его, правда? Да и какая разница, мы же с тобой навсегда останемся настоящими, добрыми друзьями.

– Да, – заунывным голосом вторил ему Питриан-старший, – дело это решенное, Дрейф, быть малышу моим братом.

– Ты не ошибся в выборе, брат. Я видел его в деле: он настоящий мужчина, можешь быть спокоен.

– Твои слова, Дрейф, мне что бальзам на душу. Чем больше с ним общаюсь, тем яснее вижу: малыш меняется прямо на глазах, а я-то боялся, что из него вышла мокрая курица.

Закончив свою шутливую тираду, Береговой брат не то фыркнул, не то хохотнул, да так громко, что мог бы вогнать в дрожь любого храбреца.