– Брат Сергий, а брат Сергий!

– Что тебе? – спросит брат Сергий. А она:

– Скажи мне, брат Сергий, правда ли, что несторианим монахам дозволено жениться?

– Ничуть не бывало, – отвечал брат Сергий. – С чего это ты взяла?

– А почему отец твой, священник, не остерегся зачать тебя? – не унималась ящерица. – Грех это!

– Отец мой, священник, не был монахом, – сердился брат Сергий, вынужденный растолковывать очевидное. – Священникам же святой Несторий дозволяет брать жен и рождать с ними детей.

– Не пойму я, в кого ты веруешь, – пищала ящерка, бегая по песку взад-вперед. – В Христа или в святого Нестория?

– Ах ты!.. – пуще прежнего сердился брат Сергий. – Так ведь и Христос не воспрещал жениться!

Только пустое это дело – спорить с диаволом. Глядь – вместо ящерки лежит на песке голая женщина. Лежит и пальчики на смуглых ногах поджимает – словно бы от нетерпения. Что тут скажешь? Как-то раз не сумел удержаться брат Сергий, пал рядом с нею. Только-только руку протянул, а женщина ушла в песок. Водой просочилась, точно ее и не было. В сердцах плюнул брат Сергий на то место, где она лежала. Слюна вскипела, поднялась желтой пеной. Тут уж брат Сергий нешуточно испугался и ушел в другое место, а прежнюю хижину бросил.

Так и боролся он с искушениями, покуда не явился к нему ангел в одежде пыльной и рваной и не велел покинуть земли Иерусалимские, а ступать вместо этого к владыке всех монголов, великому хану Мункэ, дабы просить о помощи в восстановлении отцовского храма. Ибо всяк должен заботиться о своем наследии; наследие же брата Сергия – храм, где служил Саркис.

– Как же я пойду к великому хану? – возразил ангелу брат Сергий. – Кто я такой, чтобы он стал меня слушать?

Тут гневный пурпур проступил сквозь пыль на одеянии ангела, легким пламенем вспыхнуло все его тело, и могучая сила сбила брата Сергия с ног, повергла его ниц и набила рот и глаза его жгучим песком.

– Берегись, брат Сергий! – сказал ангел грозно. – Я передал тебе волю Господа Бога твоего. Или любезнее тебе оставаться здесь на попечение диавола? Впрочем, ты волен выбирать.

Сказав так, ангел ушел. Следы босых его ног пылали до позднего вечера и даже наутро были еще горячими.

Так вот и случилось, что оставил брат Сергий земли Иерусалимские и направился к великому хану Мункэ.

Поскольку немалое знал он от своего отца и старался подражать его благочестивой повадке, то вскоре прослыл среди монголов за предсказателя и отчасти даже чудотворца, а это именно тот род людей, которые пользовались при дворе великого хана особенным почетом. Другие христиане, находившиеся там, также были все несторианами и не признавали над собою власти Рима, хотя в тонкости Несториева учения не входили – по невежеству и полной неспособности. Многие из них были также подвержены общему среди монголов пагубному пристрастию к хмельным напиткам, например, некий законоучитель Давид и один русский дьякон именем Болдыка, который, злоупотребив молочной водкой, тотчас принимался вещать и прорицать окружающим, причем подчас против их воли.

Брат Сергий привез с собой из Святой Земли разные чудесные вещи, например, один чрезвычайно горький корень, обладавший неслыханной целебной силой, и крошку хлеба со стола Тайной Вечери. Эту крошку, заключенную в малый хрустальный ковчежец, он носил на груди и никогда с нею не расставался. Разумеется, Давид и Болдыка, а также некоторые иные завидовали достоянию брата Сергия и его славе.

И вот случилось так, что одна из жен великого хана тяжко захворала, а звали ее Хутухтай-хатун. Здесь надобно сказать, что, хотя у великого хана, бывшего полным язычником, имелось великое множество жен, этой своей женой дорожил он особо, и она считалась среди прочих за госпожу.

Сперва призвала она к себе служителей идольских, но те никак не сумели помочь ей, что и неудивительно при лжеименном знании их.

Тогда великий хан послал за братом Сергием и двумя его сотоварищами, Давидом с Болдыкою, и спросил их, действительно ли так велика их волшебная сила, как о том рассказывают. На это Давид отвечал, что более могущественных заклинателей свет не видывал; брат Сергий добавил, что по особенной молитве умеет призывать к себе ангела и тот является беспрекословно и исполняет любые добрые дела, какие только укажет ему брат Сергий; дьякон же Болдыка присовокупил, что будущее и прошлое совершенно прозрачны для его пророческого взора. И тогда великий хан велел им исцелить его жену, Хутухтай-хатун, ибо она дорога его сердцу.

– Государь! – легкомысленно объявил Болдыка. – Для нас это легче легкого, ибо мы в отличие от идолопоклонников и сарацин служим истинному Богу. А коли госпожа, несмотря на все наши старания, умрет – что ж, будет только справедливо, если ты отрубишь нам голову.

Сказав такое, он тотчас ужаснулся, но было уже поздно.

Тогда все трое не мешкая отправились к жене великого хана и нашли ее в маленьком шатре, стоящем отдельно от прочих, где жили ее служанки и малолетние дети. Брат Сергий заметил, что это весьма разумно устроено, ибо всякая болезнь есть странник и любит переселяться из одного тела в другое. Однако, обладая природой отчасти диавольской, болезнь умеет также переселиться в новое тело с таким расчетом, чтобы и прежнее оставалось в полной ее власти. И в этом, как считал брат Сергий, заключена одна из самых страшных тайн сатаны.

Товарищи молодого армянина, выслушав это ученое рассуждение, преисполнились почтением к его мудрости и предоставили ему первенствующую роль в исцелении ханской жены.

Все в шатре указывало на то, что недавно здесь побывали жрецы идольские и прилагали немалые старания к исцелению больной. Ложе госпожи Хутухтай было окружено мечами, наполовину вынутыми из ножен: по обеим сторонам, в изголовье и изножье. Было очевидно, что это – часть какого-то заклинания. А на низеньком столике, где обыкновенно ставят угощение, Болдыка ничего не обнаружил, кроме одной чаши, доверху наполненной пеплом. Над пеплом был привешен черный камень, и это тоже было идольским служением и колдовством.

Сама же ханская жена неподвижно лежала на своем ложе и только водила глазами во все стороны.

Болдыка тотчас уселся возле этой чаши с пеплом и напрягся, силясь увидеть будущее, однако без привычной подмоги в виде рисовой или молочной водки мало преуспел. Законоучитель Давид взялся читать молитвы, но поскольку он, как и многие другие несториане, обитавшие на окраине христианского мира, все службы вел на сирском языке, которого решительно не понимал, то и выходила у него вместо молитвы сплошная абракадабра. Толку от нее не было никакого, напротив – выходило одно кощунство, и потому брат Сергий запретил ему это делать.

Сам же брат Сергий взял нож и чашу с водой, измельчил в порошок часть бывшего при нем чудотворного корня из Святой Земли и высыпал порошок в воду, отчего она сделалась горькою, подобно водам Апокалипсиса. Эту воду он благословил крестом, выжженным у него посреди ладони, после чего дал выпить больной, сказав: «Прими Духа Святого». Она охотно выпила, и от столь горького питья все внутренности ее подверглись великому волнению, которое она сочла за чудо. Затем он возложил ей на грудь хрустальный ковчежец с крошкой Тайной Вечери и велел держать не снимая до следующего дня.