На этот раз мы были не одни, в комнате, помимо консула, за столом сидел моршед Самир.

— Добрый день, Анатолий Романович! — сказал я, входя в комнату. — Я уж думал, вы забыли про меня?

— Здравствуйте! — сухо произнес Пупкин и снова не подал мне руки. — Забудешь тут про вас! Ваша маменька весь телефон в консульстве оборвала, до министра нашего добралась! Всех на уши поставила!

— Ну, а что тут криминального? — спросил я, без спроса присаживаясь на стоявший в углу диван. — Мать пытается спасти сына, раз вы, представители нашей страны в этом говенном Тунисе, не шевелитесь.

При слове «Тунисе» Самир, до этого делавший вид, что читает газету, напрягся и прислушался. Непонятно, для чего он тут находился, так как русским не владел.

— Неправда, мы все делаем, чтоб помочь вам! — возразил Анатолий Романович. — Но маменька ваша перегибает палку. Поймите, вас обвиняют в убийстве, здесь за это…

— Послушайте, вы привезли протокол вскрытия? — перебил я консула. — Вы ездили к следователю, что он говорит?

— Нет, протокола у меня пока нет, нам его должны были по официальным каналам выслать, но что-то пока не передали, — промямлил Пупкин, разглядывая пол.

— А со следователем вы встречались?

— Я в тот раз ездил, но его не застал на месте, разговаривал с ним по телефону, — не отрывая взгляда от пола, сообщил представитель российского МИДа.

— То есть за полгода, что я здесь сижу, вы ни хрена не сделали? — подвел я итог. — Палец о палец не ударили! Я попросил вас о простой вещи — привезти протокол вскрытия, жду вас с ним четыре месяца! Каждый день жду! А вы, оказывается, по телефону разговаривали со следователем.

— Ну, не надо в таком тоне со мной разговаривать! — неожиданно вспылил дипломат. — Не все так просто, как вам кажется.

— Ну, куда уж проще! На каком основании здесь нахожусь, следователь вам сказал?

— Вас подозревают в убийстве Натальи, у нее обнаружили разрыв печени. Вы были ее единственным спутником.

— Анатолий Романович, против меня нет прямых улик! Нет свидетелей, которые видели или хотя бы слышали, как мы ссорились! Нет орудия убийства, вы представляете, какой должен быть удар, чтоб повредить печень? Минимум дубинка какая-нибудь! А ее у них нет и не может быть, потому что я ее не бил! Там был панкреатит! Наверняка с переводом напутали! Поэтому и прошу вас протокол вскрытия достать, он расставит точки над «і»! Если там написано панкреатит, то нет оснований для моего заключения! Панкреатит — это болезнь! А за болезнь уголовно не преследуют! Единственное, что у них на меня есть, только то, что я был ее спутником, а это косвенная улика и причем весьма слабая. А по большому счету считаю, что Наташа погибла от воздушной эмболии, и сейчас они делают из меня козла отпущения, чтоб своего доктора выгородить. Представляете, какой скандал может возникнуть? Тунисский доктор убил русскую туристку! Это ж скандал мирового уровня!

— Я дипломат и вмешиваться в действие следственных органов, а уж тем более давить на них не имею права, — твердо сказал Пупкин. — Еще следователь сказал, что в момент ареста у вас вся одежда в крови была. Это тоже улика.

— Да, действительно, и шорты и футболка были в крови, но я испачкался в ней, когда реанимировал Наташу, а кровь натекла из прокола от капельницы. И что за улика, если они мою одежду даже на экспертизу не взяли, она вон уже полгода у меня в чемодане так и лежит. Может, это не ее кровь?

— Не знаю! — отмахнулся консул. — Я в этих делах ничего не понимаю. Я тут по другой части. И еще они говорят, что вы последние два дня не давали убирать номер и не пускали уборщицу в помещение.

— Что за бред? — возмутился я. — Дверь вообще никогда не запирали, а эти ленивые бабы видели, что в номере кто-то есть, поэтому и не заходили. Они всегда убирались, когда мы шли на пляж, а тогда я сильно обгорел на солнце и поэтому к морю больше не ходил. Что это за улика? Больше докопаться им не до чего, что ли, больше?

— Ну, так следователь сказал по телефону, — промямлил Пупкин. — Что-то им тут странным показалось.

— Странно то, как они следствие проводят. Я, кстати, требовал проведения следственного эксперимента, хотел показать, в каком положении ее застал. Эта поза как раз характерна для воздушной эмболии, а они проигнорировали. Что за следственные действия такие? Одежду мою кровавую на экспертизу не послали, кровь на алкоголь и наличие в ней наркотиков у меня не взяли, хотя обязаны были, флаконы из-под лекарства сутки в номере простояли, и пока им не указал, они их и не трогали, протокол вскрытия скрывают, заставили подписать кучу бумажек на неизвестном языке, а это равносильно, что я чистые листы подписал, потом вписывай в них, что хочешь. А главное — она в течение двух часов разговаривала с русскоязычным доктором, неужели бы не сказала ему, что я ее бил, если это было действительно, вы не находите это подозрительным?

— Я вам еще раз объясняю, это превышает мои полномочия, расскажите это все своему адвокату. Я только осуществляю контроль, чтоб к вам хорошо относились.

— Анатолий Романович, ну, можно, в конце концов, прессу подключить! Пусть журналисты помогут! Дайте информацию в газеты, например в «Комсомолку»! «Невиновный российский турист томится в африканской тюрьме!», или «Загадочная смерть русской туристки в Тунисе!», или…

— Хватит! — с дрожью в голосе произнес Анатолий Романович. — Какие журналисты, вы в своем уме?

— В своем! Я знаю примеры, когда журналисты помогали вытащить наших сограждан из тюрьмы, думаю, они вам тоже известны.

— Мы этим не занимаемся! Если вам надо, то привлекайте сами!

— А как же я их привлеку, если нахожусь в полной изоляции?

— Это ваши проблемы!

Все это время моршед Самир усиленно делал вид, что читает газету, но краем глаза было видно, как он тщательно вслушивается в разговор, ловя каждую фразу.

— Скажите, с вами хорошо обращаются? — неожиданным вопросом дипломат сменил тему. — Не унижают, не бьют, не пытают?

— Спасибо, все хорошо, уже полюбил тунисскую кухню! И ребята в камере замечательные попались. А скажите, вы сами приехали или мое заявление получили? — неожиданно вспомнил про свои требования, где одним из условий стояло приезд консула.

— Нет, сам. Никаких заявлений от вас я не получал. Да, тут вам мама переслала письмо и деньги, сто долларов, я разменял их на местные «тугрики», где-то порядка 400 динаров вышло. Я вам сейчас их передам.

Он отдал деньги и полез за письмом.

— Анатолий Романович, передайте незаметно, чтоб моршед не видел.

— Вы что! Я не имею право, я должен сначала показать представителю администрации!

— Да они не отдадут мне его, полтора месяца назад пришло два письма, они их в столицу к цензору отправили и с концами! Отдайте мне!

— Нет, не могу! — с этими словами Пупкин подошел к моршеду и отдал мамино письмо в его лапы.