Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Еще песняк был: «А степная трава пахнет…» и так далее. Слышал?
– Слышал, — признаюсь я.
– Там еще такие слова есть: «Что-то с памятью моей стало. То, что было не со мной, помню…» Ну, нормально, после травы его загружает… Потом он еще не врубается, то ли эхо, то ли гроза, то ли он сам обдолбан по самые гланды. Короче, чувак в глубоком ауте. Еще голос его зовет какой-то. Как тебе пример?
– Подходит.
– И вот мне нравится очень: про зайцев, которые в полночь траву косили. Помнишь слова? «А нам все равно. Не боимся мы волка и сову». Совсем зайцы от травы страх потеряли! Вот так. А ты говоришь, что трава — чуждое явление на российских просторах. Ошибаешься, чувак!
– Давай за зайцев, страх потерявших!
– Давай!
– Завидую я им. У них нет страха. Они свободны… реально, чувак.
– Мы тоже свободны — в своем свинстве.
– Ладно, Юрок, поехали. Наши рыльца пяточком, и, короче, все пучком.
Мы пьем, закусываем лимоном и закуриваем. Разговариваем о том о сем. По прищуру хитрых Юркиных глаз я вижу, что у него что-то наболело, чем он хочет поделится/ выплеснуть.
– Рассказывай, — призываю я ему. — Вижу, что-то ты темнишь, брат лихой. Что у тебя там в запасниках?
Юрик, поломавшись для виду некоторое время, наконец загадочно произносит:
– У меня идея есть новая. Рассказ.
Юрка считает себя писателем, но никогда ничего не писал, во всяком случае, мне об этом неизвестно. Он только озвучивает идеи своих рассказов, романов и прочих произведений его воображения. Я несколько раз спрашивал у него: «А что ты не попробуешь написать, воплотить, так сказать, на бумаге?» На что он неизменно отвечал: «Нет смысла!»
– Какая идея? — интересуюсь я.
– Помнишь анекдот такой про коммунистов ходил?.. Ну, типа, конец света через неделю. Весь мир на ушах. Последние дни там все кидаются деньги тратить, наслаждаться, а у нас пятилетка за четыре дня.
Я утвердительно киваю головой.
– Вот такой рассказ можно замастырить. Астероид, сошедший с орбиты, там, или комета какая летит на Землю. Конец света близок! Столкновение неизбежно! Всего, понимаешь, неделя осталась до всеобщего конца. Ну, понятное дело, пятилетку уже никто до ума доводить не будет. Может, только в Корее Северной. И там, я уверен, все кинутся громить склады правительственные, чтобы напоследок горстку риса съесть. Ну, вот, значит, скоро катастрофа. Армагеддон. Хотя, конечно, термин не вписывается. Армагеддон — это последняя битва добра со злом, а у нас принято.
– Не отвлекайся. Ты про свой рассказ говорил, а не про неверно истолкованные христианские предания.
– Ну да. Так вот, наступают последние дни мира и существования планеты в привычном нам виде. Девки, которые на диете были, ломятся в кафе, чтобы пирожные и торты сожрать тоннами. Хохлы, там, свиней вовсю режут, чтобы никому не достались. Сало трескают до опупения и карманы свои им набивают — мало ли чего… Вегетарианцы.
– Если про хохлов затронул, так что же про евреев не осветил?
– Ну, если всех брать, то не рассказ, а «Война и мор» в четырех томах выйдет. Евреи… те скупают все по-тихому за бесценок и молятся в синагогах. Молдаване… те от злости, что московской прописки не успели получить, громят все то, что построили. Белорусы референдум проводят, типа, батьку пожизненным президентом сделать и все такое. Так вот вегетарианцы… они, значит, от хохлов не отстают в смысле пожрать и тоже мясом напоследок насыщаются. Трезвенники, язвенники всех мастей бухают вусмерть. Менты воруют и грабят в открытую. Каждый немент хочет этого мента поймать и отыметь его, побить, отыграться. И тому подобная фигня. Короче фальшак, антураж весь лощеный/глянцевый, на фиг! Маски сняты. Сущность свинская и звериная наружу прет.
– Круто!
– Не круто, а так будет. Все становятся самими собой. Нет вранья — политики врать перестали. Потому как незачем. Жены, которые типа верные, направо и налево подставляются. Мужики степенные и ботаники тихие прямо на улицах баб насилуют. Другие, с «утонченными вкусами», толпами бегут к этим гламурным сучкам из телевизора. Хотят на прощание с сексуальными переживаниями отыметь самые лакомые дырочки. А они, блондинки пустоголовые, сучки гламурные, тоже плюнули на все, забили на фиг: краситься не стали, макияж смыли, силикон из губ и сисек спустили. И такие страшные оказались, что просто до свидания!
– Это тебя, Юр, от злобы плющит?
– Нет у меня злобы никакой, — скороговоркой отвечает он и продолжает: — Голубые (сейчас же мода у них на это) все по бабам рванули. Останутся только процента три настоящих геев, которые не из-за моды… а, так сказать, идейные педерасты. Остальные с себя липовую голубую мантию сбросят — и по бабам, по бабам. Бабки богомольные — в церковь, замаливать грехи молодости, а церковников нет никого! Священники все отрываются по полной. Прикинь картина!
– Идея классная, — хвалю я его. — Ты разве не попробуешь это все написать, воплотить, так сказать, на бумаге?
– А смысл?
– Ты же хочешь этого?
– Чего этого?
– Признания. Да элементарно — читателя.
– Хотеть мало, — соглашается Юрка.
– Вот именно, — говорю я ему, — хотеть мало, надо делать.
– Да кому это нужно?!
– Прежде всего, тебе.
Юрка задумчиво затянулся:
– Так-то оно так вроде получается! Конечно, писателю нужна аудитория, читатель. Да где его взять? Вальке своей читать давать, что ли? Не смеши! Она и так всем подругам и матери говорит, что я с придурью.
– Юрик, отправь в редакции рукопись, может, кого заинтересует, — предлагаю я. — У тебя есть готовое что-нибудь?
– Готовое? Есть кое-что.
– Дай прочитать.
– Рано пока. Не дорос еще.
– Я? Не дорос?
– Не ты, а я. Не дорос я до того, чтобы глаголом сердца людские выжигать.
Я выливаю остатки бутылки в стаканы, и мы тупо выпиваем, уже ни фига не закусывая.
– И все-таки надо отослать в редакцию. Чем черт не шутит? Глядишь, заинтересует кого твоя работа.
– Нет, Серега. Не заинтересует, — уверенно отвечает Юрик. — Сейчас бабские романы популярностью пользуются, а такая писанина, как мое бумагомарание, никому не нужна. Или с матом писать надо. А я не люблю так. Сейчас чем мата больше, тем произведение интересней! У меня есть идея на этот счет: издать книгу, роман в трех томах, и чтобы там на каждой странице «Хуй вам!» написано было и больше ничего. Представляешь, какой успех ждет такой роман? Все заорут восторженно, забегают вокруг меня: «А-а-а-а! Ого! Ура! Такой охуительный роман выдал писатель Юра Пупкин! Величайший писатель современности! Вау! Новое слово в литературе! Роман отражает чаяния нового поколения, написан живым, образным языком, на котором даже Пушкин не всегда отваживался беседовать с извозчиками». В книжных магазинах трехтомник размещают на почетных полках «Хиты продаж». Рецензии в газетах и глянцевых журналах по типу: «Новое слово в мировой литературе. Видимо, автор глубоко знает то, о чем пишет. Он прочувствовал тему романа каждой клеточкой своего мозга. Произведение затрагивает все слои общества, от правительства до, к примеру, последнего грузчика».