Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А-а. Вон ты о чем. Согласен. Но с ним-то как быть? — я кивком показал на спящего. — Получается, мы с тобой ему не оставили ни единого шанса спастись.
— Я сам его в шлюпку отнесу, — мрачно сказал Вар, — и пусть хоть кто-нибудь попробует помешать. Официальное лицо, при исполнении… Ну, а что там дальше с этой шлюпкой случится — уже не нам с тобой решать.
Раздался стук в дверь. Я встал, а Вар заботливо поднял спящего мертвецким сном Митчелла и одним легким движением закинул к себе на плечо.
— Положу на диван в задней комнате, — сказал он.
За дверью обнаружился крепкий жилистый мужчина с нафабренными усами. Выглядел он смущенным.
— Простите, мистер Смитсон, — мужчина вытирал руки полотенцем, а лоб его был испачкан мукой, и поэтому я его узнал. — Мы с вами незнакомы, но я пришел спросить, когда послать людей со свежим хлебом…
— Ну отчего же незнакомы, мистер Джоуин, — приветливо сказал я старшему пекарю. — Заходите, сейчас все обсудим, за стопкой виски, если вы не против.
Лондон. Май 1912 года.
— Что значит — «странный бар», мистер Джоуин? — скептически спросил судья Бигман.
— Ну… — растерялся бывший старший пекарь с «Титаника», — как вам сказать, господин судья…
— Словами. По-английски, желательно, мистер Джоуин, — Джон Бигман не был настроен на шутки. Усталость все больше давала о себе знать, и судья еле сдерживался, чтобы не сорвать свое раздражение на ком-нибудь из присутствующих. Он несколько раз глубоко вздохнул и продолжил уже спокойным голосом: — Давайте по существу вопроса.
— Хорошо, — покладисто согласился Чарльз Джоуин. — Странный… потому что какое-то там было все словно бы неправильное. Вот, например, виски. Я, господин судья, в жизни немало повидал, и стесняться не стану — знаю толк в добром скотче, как и все парни из Биркенхеда. Но ни единого названия из тех, что были напечатаны на этикетках, я ни разу в глаза не видел. Ни единого! При этом виски отменный, врать не стану.
— Что-то еще?
— Да. Как-то там тревожно было. Будто кто-то в спину смотрит. И второй бармен — крепкий такой парень, лысый, совсем был не похож на тех, кто обычно за стойкой стоит. Все руки в татуировках, будто делали где-нибудь в Нагасаки.
Джоуин неловко замялся.
— А один раз мне даже почудилось, что из-за бутылок высунулась — господин судья, я ей-богу говорю правду! — мерзкая такая харя, с хоботом…
— Достаточно, — чересчур мягко прервал пекаря судья Бигман, вслушиваясь в смешки из зала. Потом он повернулся к судебной стенографистке, безуспешно пытавшейся не хихикать в кружевной платочек. — Мисс Бордлей, прошу вас вычеркнуть эти показания мистера Джоуина из протокола.
И, все-таки не сдержавшись, рявкнул на весь зал суда:
— Хобот! Да что за…
«Титаник». Под барной стойкой. Мануанус Инферналис.
— Хрррр… Вяяяяя! Вяяяяя! Айсьберьгь! Мерзь! Вяяяяя! Хррррр…
Кошмарный сон в мельхиоровом ведерке для шампанского.
Варфоломей
До столкновения с айсбергом оставалось всего ничего. Во всяком случае, в этом вопросе я всецело доверял Фараону, который прочитал тонну книг про знаменитое кораблекрушение. Скоро все полетит к чертям. Наверное, именно в этот момент я окончательно успокоился и уверился в том, что сделать ничего нельзя. Спасти всех не получится, и корабль обретет свою последнюю пристань там же, где лежит в наше время. Потом про него напишут книги, снимут кино, история обрастет выдумками и предположениями. А мне… мне остается только наблюдать.
Я выпил еще стопку виски и решил прогуляться. Критически оглядел себя в зеркало и остался доволен — все на месте, одет прилично, даже ботинки начищены так, что в них можно глядеться. Сойду за пассажира первого класса, главное морду сделать кирпичом.
Несмотря на позднее (по корабельным часам, конечно) время, на самой роскошной прогулочной палубе было полно гуляющей публики. Особенно в районе шикарного ресторана «A la porte» и курительного салона. Оркестр наяривал регтайм, джентльмены покуривали и выпивали, дамы в нарядах типа «дорого-богато» щебетали о своем и рассматривали ночное море сквозь застекленные окна. Ощутимо пробиравшая прохлада, похоже, никого не смущала — кругом искрились мехами роскошные манто и всякие прочие шубки, в названиях которых я не разбирался. Искусственного меха здесь не было, это точно, как, впрочем, и зоозащитников. Публика вокруг гуляла такая, для которой деньги не были проблемой, так что разговор про искусственный мех здесь попросту бы не оценили.
Я невольно увлекся, рассматривая всех этих миллионеров, промышленников, стальных королей и знаменитых журналистов. При мысли о больших деньгах, внезапно вспомнилось, что в кармане лежит алмаз Типпо-Сагиба. Я усмехнулся и проговорил вслух:
— Такого у тебя, душа моя Катрина, точно не было.
Татуировка на моей груди на мгновение стала невыносимо горячей.
— Вы уверены? — негромко и вкрадчиво спросил кто-то из-за моего левого плеча. Каким-то чудом мне удалось не дернуться и даже не подать виду, что я слегка испугался. Я спокойно повернул голову, одновременно доставая из кармана портсигар с папиросами. Черт его знает, откуда он у меня взялся. Вероятно, прилагался «по умолчанию» ко всему нынешнему антуражу.
Сзади, небрежно облокотившись о перила, стоял смуглый человек в длинном черном пальто, фраке и идеально отглаженных брюках. Несколько старомодный шелковый пластрон просто резал глаза — настолько он был белоснежным. Зато неизменный лакированный цилиндр на сей раз выглядел вполне уместно. «Не то, что тогда на Аляске», — подумал я. Встретившись со мной взглядом, давешний знакомый слегка улыбнулся и приподнял цилиндр.
— А что не так-то? — спросил я с любопытством. — Камень не из тех, которые под ногами валяются. Бриллиант с историей. Одна штука, эксклюзивный продукт.
— Все так, — наклонил голову спутник Катрины. — История имеется, и камень действительно уникален. Но за долгое время в этих изящных ручках, смею вас заверить, перебывало множество подобных драгоценностей. Например, розовый бриллиант Трисакти, или Даймонд ДеБирс. А как вам «Флорентиец» из коллекции Медичи?
— Убедили, — вздохнул я. — Про Трисакти я даже не слышал. И что теперь?
— Ищите, — пожал мой собеседник острыми плечами, щелчком сбивая с пальто какую-то невидимую пылинку. — Время у вас еще есть.
— Да просто полно времени! — саркастически усмехнулся я. — Особенно сегодня.
— Сегодня ничем не отличается
