Привязка к ауре — легко! Всего лишь маленькое колечко Силы. И магистр смело добавлял изменения в веками отточенную структуру. Два дня все Хранящие вливали Силу в три больших камня, политые эликсиром «каменной жизни». Алхимический состав Отиг изготовил лично, буквально «на руках», без лаборатории. После «пропитки» Силой, вложил в каждый булыжник структуры «каменного голема» с привязками к себе, к Портурию и Рустаму. Теоретически они знали, как управлять бездушными великанами.

Заброс обычными катапультами трех камней в центр вражеских фаланг остался незамеченным — сборным войскам приходилось несладко. Маги отвлеклись на «огненные колесницы», воины, скрепя зубами от ярости, стремились быстрее смять упорных варваров. Рахмангул хорошо выбрал время — големы выросли в самый переломный момент. Просуществовали всего два статера и этого хватило. Теперь ему ломать голову, куда девать пленных — половину коалиционной армии при двухстах магах.

А Рус больше переживал о пропавших этрусках — без них Тиру сейчас точно не справиться, но не в этом главное. Суровые воины, доверяющие ему, как самому Френому до сих пор не прибыли в Далор, а срок уже подошел. Как бы беды не случилось, храни их Френом! А тут еще и неопределенное тягостно-смутное предчувствие какой-то личной беды навалилось. Не понять.

«С этим — потом, — успокаивал себя Рус, — с Гелькой — порядок, её хорошо чувствую, так что первое — флот. Ну же, Адыгей, крутой ты мой волчара, звони!».

Он давно бы «вызвал» к себе любого кушинга из экипажа, но не знал ни одного капитана, а тем более матроса из тех, кто повез отряд этрусков, а тянуть отражение душ самих воинов — опасался. С Волей их, посвященных Френому — Богу стихийных Духов и Воли, воинской «силы духа» — отражение любого этруска, а тем паче склонного к Призыву, «высосет» телесные силы за несколько мгновений. Но… видимо, придется. На следующую ночь, если не «позвонит» Адыгей, Рус решился на вызов «отражения».

А пока занимался хозяйственными делами вверенной ему части. Только треть воинов осталась на ногах. Половина погибла, остальные ранены и в основном тяжело. Его маги, включая Леона, вымотались так, что еле ноги волочили. Хвала богам, остановились на грани отката. «Двужильный» Рус восстановился быстрее и ему пришлось лично, под теплым вечерним солнышком (в первую вечернюю четверть, словно поздравляя тиренцев с победой, небо разъяснилось) ходить по баламборским загонам для борков, куда Рахмангул распорядился разместить пленных, искать среди них Целителей. Они, как и большинство офицеров, до сих пор пребывали в прострации, не откликались на вызов, вынуждая высматривать себя по колебаниям Силы. Сражение, длившееся всего полторы четверти, получилось слишком скоротечным и закончилось оно совершенно ни тем результатом, в который они верили.

Антимагических кандалов элементарно не хватило, поэтому у магов просто приняли клятву, что они не будут причинять вред тиренцам, не станут связываться с кем бы то ни было, за исключением приказа лично от Рахмангула и не предпримут попытки сбежать. Примерно так же поклялись и остальные офицеры, включая высшее командование, которое разместили в богатых домах зажиточных баламборцев. Рус считал такую честь несправедливой, но командующий распорядился по-своему.

Когда Рахмангул прибыл в Баламбор, то раскритиковал план зятя, высосанный из школьных учебников истории и подсказок Леона, почерпнутых из популярных книг о древних битвах.

— Я знаю, как воюют в центральных землях, — заявил, как обычно не глядя на Руса, и оказался прав!

«Просвещенный» главнокомандующий не устоял перед соблазном разбить разом все войско. По его задумкам, фаланги, по числу воинов в два раза превышающие пехоту неприятеля, да еще и усиленные магами, так сказать ноу-хау вытекающее из подавляющего преимущества в склонных к Силе, должны были быстро смять фаланги тиренцев и атаковать лагерь. С кавалерией разбираться по ходу дела — обученной пехоте в многорядных квадратах под магической защитой ничего она сделать не сможет. Поначалу все так и шло, пока всадники не предприняли самоубийственную атаку на укрепленный лагерь и, конечно, окончательную точку в разгроме поставили големы. Впрочем, и без них неизвестно как бы всё повернулось. Десятка диверсантов, в неё входили и бывшие лоосские разведчики Ермил, Саргил и Архип, вывели из строя половину магов, а Рус вдобавок и полсотни кавалерийского резерва повыбивал из сёдел. Их самих-то, разумеется, раздавили бы, а дальше… А Леон в это время прокачивал Силу для самого слабого «повелителя камня» (так называли Хранящих, управляющих големами) — мастера Рустама.

Вечером тирский командующий объявил праздник. «Светляки», висящие над всем лагерем, ночь превратили в день — Светящие постарались. Простые воины, за исключением дежурных и охраны пленных, десятники и полусотники гуляли на улице (без излишеств), а командование, включая и командующих корпусами коалиции и главных магов (на них антимагические браслеты на всякий случай надели), сидели в огромном белоснежном шатре, взявшийся невесть откуда. Здесь пили, не стесняясь.

Княжеский зять на праздник пришел нехотя, поддавшись долгим уговорам Максада.

— Только что бились против них, потеряли кучу товарищей, многие от ран страдают и неизвестно еще, как для них все повернется, а тут… на-тебе, за один стол! — аргументировал Рус свое нежелание идти на пир. Еще будучи на Земле, он не понимал таких пьянок и в «замирениях» после крупных разборок никогда не участвовал.

Максад терпеливо объяснил обычаи «просвещенных» народов, сказал, что и сам не в восторге, но таков приказ князя.

«Про распоряжение Пиренгула наверняка соврал, черт хитрющий. Ну, со своим уставом, да в чужой монастырь…», — плюнул на собственные понятия, но все равно сел подальше от Рахмангула и соответственно бывших противников. Благо, длинный стол позволял это сделать.

То, что случилось бы без помощи големов, горячо обсуждали триумфатор Рахмангул и побежденный Плиний.

— …да, твоя диверсия удалась, и тактически ты всё выстроил гениально, — громко разорялся пьяный Плиний. Напился он с горя, а чтобы оправдать собственное поражение, поднимал до небес талант Рахмангула, — но без магистров-Хранящих ничего бы не вышло!

— Так мы и без големов половину твоих магов нейтрализовали! — не согласился с ним довольный Рахмангул. Он пил на радостях и с удовольствием слушал как похвалу, так и критику знаменитого гроппонтского генерала.

— А неуязвимость той десятки воинов? Они Силой Гидроса вспыхивали! Базилий говорит, что никогда не встречал таких Знаков, — бывший главный маг, почти трезвый, утвердительно кивнул. — А тот диверсант, который моих кавалеристов положил? Он — Хранящий! — гроппонтцу не удосужились объяснить, кто был тем диверсантом.

И Рахмангул, о чудо! В пьяном виде не испытал неприятных ощущений от упоминания о своем зяте. Более того, сейчас почему-то вспомнил, что не желал ему смерти и тогда, когда давал добро на его личное участие в рискованной операции.

— Я знал, что делал, Плиний. А вот ты зря всеми силами в лоб полез!

— Не скажи! — оспорил генерал, — Я просто не знал о твоих Великих магистрах. Кстати, а где они? — ему не ответили. Он, вспомнив свое скользкое положение, не обиделся и продолжил. — Я всегда утверждал, что боевые возможности Хранящих недооценивают… — спор и не думал стихать.