Дом, если честно, выглядит как после бомбежки. Пол завален мусором и битым стеклом, ковер в гостиной залит пивом, на камине среди пепла лежат окурки, а в плотные бархатные шторы вчера, похоже, кто-то обильно сморкался. Либо это какие-то другие выделения. Фу.

Поэтому, отложив завтрак, я приступаю сразу к уборке.

Отыскав на кухне длинные перчатки, натягиваю на руки, и принимаюсь собирать в пакет пустые бумажные стаканчики и жестяные банки из-под пива. В уборной на первом этаже приходится отмывать раковину от засохшей блевотины, а в бассейне обнаруживается пакет с неизвестным веществом и чей-то красный бюстгальтер.

Посчитав, что его хозяйка вряд ли вернется за пропажей, я смело швыряю находку в мусорный пакет. Затем сливаю воду из бассейна, собираю с бортов посуду и смываю из шланга все следы пребывания здесь посторонних людей.

Может, было бы лучше, если бы Рита увидела, во что превратил дом ее сынок, но в этой ситуации мне жаль бабушку — вряд ли старушка заслужила такой удар под старость лет. Даже не знаю, что ее шокирует больше: красный бюстгальтер или горы пустых бутылок из-под спиртного?

Кай объявляется в гостиной спустя минуту после того, как я беру пылесос.

— Ты в своем уме? — Орет он, спускаясь по ступеням. Отсутствие моей реакции вызывает в нем бурю негодования. — Ты в своем уме?! — Повторяет он мне в лицо, приблизившись и нажав ногой на кнопку на корпусе пылесоса.

Аппарат обиженно затихает, и мне приходится обратить на сводного брата свой взгляд.

— Ты что-то сказал? — Отвечаю я теми же словами, которыми он издевался вчера надо мной в бассейне.

На мгновение Кай замирает. Зрительный контакт всегда дается нам нелегко. Но после вчерашнего — особенно.

— Шесть утра! — Наконец, выдыхает он. — Ты ошалела?

На нем все еще вчерашние плавки, а поверх расстегнутая рубашка. Лицо Кая выглядит помятым. Под глазами залегли темные круги.

— Вообще-то, семь. — Замечаю я, взглянув на часы.

— И ты посчитала, что это лучшее время, чтобы затеять уборку?

— Мне нужно было ждать, пока вернется твоя мать и застанет здесь этот ужасный бардак? — Парирую я.

Кай взмахивает руками и оглядывается. Стоящие возле стены огромные пакеты с мусором заставляют его поумерить пыл. Он выглядит озадаченным.

— Откуда это все? — Он чешет затылок.

— Отсюда. В кухне и на втором этаже я еще не прибиралась. — Киваю в сторону коридора. — И в комнаты первого этажа еще не заглядывала. Кто знает, вдруг там тоже обнаружится чье-то нижнее белье?

Глаза сводного брата округляются.

— Твою мать. — Вздыхает он. А затем вырывает у меня из рук пылесос. — Дай сюда.

— Я вообще не обязана тебе помогать. — Напоминаю я.

— Не зуди. — Устало отмахивается Кай и нажимает ногой на кнопку на корпусе пылесоса.

Я отступаю назад, почему-то радуясь в душе, что мы так спокойно поговорили. Для кого-то это, может, и пустяк, но для нас — настоящий прогресс. Находиться в одном помещении больше двух минут и не вцепиться друг другу в горло — это успех.

Покончив с уборкой, я спешно привожу себя в порядок и одеваюсь. Белая блузка, темно-синяя юбка, удобные лоферы. Убираю волосы в хвост, собираю сумку, закидываю ее на плечо.

— Разве тебе не нужно на учебу? — Спрашиваю, спускаясь по лестнице. В это время Кай как раз подхватывает мешки с мусором и тащит к двери. — Или там, не знаю… на тренировку?

Парень останавливается и бросает на меня полный раздражения взгляд.

— Похоже, что я в таком состоянии могу тренироваться?

Я пожимаю плечами.

— А зачем тогда пил? — Придерживаю для него дверь. — Или все спортсмены пьют?

Его глаза наливаются яростью. Он вытаскивает мусор во двор, швыряет в бак, а затем оборачивается ко мне:

— Вот ты одеваешься по-дурацки, но я же к тебе не цепляюсь? Неужели, у тебя нет вкуса? А ведь у тебя всегда были средства, и тебе всегда все легко доставалось!

Я чуть не давлюсь от возмущения.

— Да мои родители всю жизнь пахали, как проклятые, чтобы заработать то, что у меня есть сейчас! Никто меня не баловал! — Обхожу его и выхожу за калитку. — Извини, что не выгляжу так же вульгарно, как те девицы, к которым ты привык!

Жду, что Кай крикнет что-нибудь в спину, но он смеется. Что это его так насмешило?

— Тебя отвезти? — Спрашивает он, подходя к калитке.

Я оборачиваюсь от неожиданности.

— Обойдусь! — Кричу в ответ.

И ускоряю шаг. А сердце бьется, как заполошное: что бы было, если бы я согласилась? Это шаг в сторону примирения? Он возил бы меня каждый день?

— Ты почему ничего не сказала про вечеринку? — Набрасывается на меня в холле Алина.

Мы сворачиваем к лестнице, и только после этого я отвечаю:

— Сама ничего не знала. А ты откуда в курсе?

— Подслушала разговор девчонок с другого факультета возле раздевалки. Они обсуждали вписку в особняке Турунена и говорили, что было море выпивки и симпатичных парней! Я что-то не поняла, почему ты не пригласила меня? Разве я не предупреждала, что симпатичные парни это по моей части? Еще подругой называешься! — Она чешет нос, и колечко в ее ноздре забавно подпрыгивает. — А еще они упомянули бассейн! У тебя есть бассейн, и ты мне о нем ничего не рассказывала?! Я в свой прошлый визит не тратила бы все время на сериалы!

— Не кричи, идем.

Пока мы добираемся до аудитории, я подробно рассказываю Алине о вчерашнем вечере. Умалчиваю лишь о поцелуе с Каем и о той девушке, которую он упомянул в разговоре. Кем бы ни была эта Оливия, я должна знать, что он вложил в понятие «убил ее». Нужно расспросить о ней его мать.

С этой мыслью я вхожу в кабинет.

— С ума сойти? И он выгнал из-за тебя всех гостей? — Шепчет Алина, когда мы пробираемся наверх сквозь ряды.

— Да.

— Это любовь. — Хихикает она.

А меня почему-то эти слова колют в самое сердце.

Любовь? Нет. Что угодно, только не это.

Вечером, когда я возвращаюсь домой, дом гудит от шума перепалки, разразившейся между Каем и его матерью. Женщина стоит у плиты, ее сын — у стола напротив. Она возмущенно всплескивает руками, а он бьет ладонью по столешнице, вскакивает и уходит — как раз в тот момент, когда я вхожу.

Мы едва не врезаемся друг в друга. Сталкиваемся и застываем, глядя друг на друга. Между нашими лицами всего несколько сантиметров. Мое лицо вспыхивает.

— Чуть не сшиб сестру! — Восклицает его мать.

Я съеживаюсь, отходя в сторону и уступая ему дорогу.