– Прошу прощения, сэр, но строгое соблюдение расписания очень важно для пациентов Брэттлборо. Их легко растревожить, а размеренный и предсказуемый распорядок дня помогает поддерживать спокойствие…

– Ладно. – Хавермайер тяжело втянул воздух носом, потом встряхнул перчатку и натянул обратно на руку. От того, как медленно он это проделал, жест выглядел почти неприлично.

Затем он наклонился ко мне, опираясь на трость.

– Мы еще поговорим в ближайшее время, моя дорогая. Вы свободны завтра вечером? Я бы не хотел, чтобы нас снова прервали.

Я облизнула постепенно теплеющие губы и попыталась притвориться, будто я смелее, чем есть на самом деле.

– Разве… разве вам не нужно приглашение, чтобы войти?

Он рассмеялся.

– О, дорогая моя, не верьте всему, что пишут в бульварной литературе. Вы, люди, вечно пытаетесь придумать всему какие-то причины. Мол, чудовища нападают только на непослушных детей, блудниц и безбожников. На самом же деле все проще: сильные нападают на слабых где и когда им угодно. Так всегда было и будет.

– Сэр. – Медсестра шагнула ближе.

– Ладно, ладно, – отмахнулся от нее Хавермайер. Он сверкнул голодной улыбкой и ушел.

Из коридора еще какое-то время доносился бодрый стук его трости в такт удаляющимся шагам.

Во время мытья я вдруг начала трястись и не могла остановиться. Медсестры принялись суетиться и растирать меня теплыми полотенцами, но дрожь только усиливалась, пока я не упала голой на кафельный пол, обхватив себя за плечи, словно боясь, что они разобьются. Меня отвели обратно в палату.

Миссис Рейнольдс задержалась, чтобы пристегнуть к кровати мои покрытые гусиной кожей запястья. Я поймала ее руку в свои, прежде чем она успела закончить.

– Можно мне… Извините, вы не могли бы отдать мне книжку? Хотя бы на один вечер? Я буду хорошо себя вести. П-пожалуйста. – Хотела бы я сказать, что специально изобразила заикание, что все это было хитрой уловкой, придуманной с целью усыпить их бдительность перед моим побегом. Но я и впрямь тряслась в ужасе и отчаянии и просто хотела спрятаться от воющих в голове мыслей: «Хавермайер – чудовище. В Обществе полно чудовищ. Кто же тогда мистер Локк?» И еще: «Бад мертв».

Я не верила, что она согласится. До сих пор медсестры обращались с нами как с крупными и капризными предметами мебели, которую нужно регулярно кормить и приводить в порядок. Они разговаривали с нами, но всегда в легком несерьезном тоне, примерно так же, как жена фермера может разговаривать с курами. Медсестры кормили нас и купали, руки, прикасавшиеся к нам, больше напоминали грубый камень.

Но миссис Рейнольдс замерла и посмотрела мне в глаза. Казалось, это вышло случайно, как будто она на полсекунды забыла, что я пациентка, и увидела во мне обычную девочку, которая просит дать ей книгу.

Через мгновение ее взгляд метнулся в сторону, как испуганная мышь. Она крепко затянула манжеты, и я почувствовала собственный пульс, отдающийся в кончиках пальцев. Затем медсестра молча вышла из палаты.

Я снова заплакала. Я не могла даже вытереть из-под носа влажную дорожку соплей, не могла уткнуться лицом в подушку или подтянуть колени к груди. Но все равно продолжила плакать, прислушиваясь к шаркающим шагам в коридоре, пока наволочка не стала влажной от стекающих слез, а звуки за дверью не стихли. Электрические лампы зажужжали, прежде чем с треском погаснуть по щелчку выключателя.

В темноте было еще сложнее не думать о мистере Хавермайере. О том, как его белые паучьи пальцы тянутся ко мне из темноты, а синеватая кожа мерцает в лунном свете.

А потом в замочной скважине заскрипел и провернулся ключ, и дверь палаты открылась. Я дернулась, чувствуя, как сжимается сердце. Вот уже у входа в комнату возникает его силуэт в черном костюме, и постукивание трости все ближе…

Но это был не Хавермайер. Это была миссис Рейнольдс, держащая под мышкой «Десять тысяч дверей».

Она торопливо приблизилась к моей постели. В темноте медсестра казалась крадущимся белым пятном. Она положила книгу мне под одеяло и повозилась с манжетами, расстегивая их. Я открыла рот, но миссис Рейнольдс лишь покачала головой, не глядя мне в глаза, и ушла. Замок щелкнул.

Сначала я просто сжала свое сокровище в руках, погладила пальцем полустертое заглавие, вдохнула запах дальних стран и свободы.

Потом я подвинулась в пятно лунного света, открыла книгу и сбежала.

Сейчас в рядах интеллектуалов и утонченных особ истинная любовь не в моде. Ее принято считать слащавой сказкой, в которую верят только дети и юные девушки, сродни волшебным палочкам и хрустальным туфелькам[13]. Мне остается лишь пожалеть этих высокообразованных людей, потому что они не распространяли бы такие глупости, если бы им самим довелось испытать любовь.

Жаль, что они не были свидетелями встречи Йуля Яна и Аделаиды Ли в 1893 году. Увидев, как те, по пояс в воде, кинулись друг другу навстречу, как их глаза светились, подобно маякам, ведущим заплутавшие корабли в гавань, никто уже не смог бы отрицать существование любви. Она сияла между ними, как маленькое солнце, излучая тепло и окрашивая их лица в красный и золотой.

Но даже я вынужден признать – в любви далеко не все идет гладко. Когда Йуль и Ади наконец разжали объятия, каждому из них пришлось осознать: он стоит по пояс в море, глядя в глаза совершенному незнакомцу. Что сказать женщине, с которой ты виделся лишь однажды на заброшенном сенокосе в другом мире? Что сказать мальчику-призраку, чьи блестящие карие глаза не давали тебе покоя двенадцать лет? Они оба заговорили одновременно и тут же умолкли, запнувшись.

Потом Ади с жаром выругалась:

– Черт! – И после паузы добавила: – Черт! – Она пригладила волосы и размазала морскую воду по пылающим щекам. – Это правда ты, призрак? Как тебя зовут?

Этот вопрос был вполне естественным, однако после него солнце, сиявшее между ними, несколько померкло. Оба резко осознали, как маловероятно, что люди, не знающие даже имен друг друга, могут друг друга любить.

– Йуль Ян. – Ответ вырвался у него торопливым шепотом.

– Приятно познакомиться, Джулиан. Ты мне не поможешь?

Она махнула рукой в сторону лодки, которая, весело покачиваясь, постепенно уползала на юг. Пришлось еще какое-то время повозиться в воде, подгоняя непослушное судно к берегу, но в итоге им удалось поставить его в бухте, привязав к выступающему камню. Они работали молча, глядя друг на друга, изучая движения чужого тела, чудесную геометрию мускулов и костей, как будто пытаясь разгадать какой-то тайный шифр. Потом они вышли на берег в красных лучах заката, и им снова стало сложно смотреть друг другу в лицо.