– В Магадан бы тебя, парень, – проветриться! Ишь, государство вздумал обманывать!

– Я сейчас… Я забыл… Я сейчас… – испугался тот и купил билет.

Еще года три назад меня очень волновал вопрос, куда именно ссыпаются деньги с накренившейся пластины? Как-то раз мы ехали в гости к бабушке Мане и Жоржику на 25-м троллейбусе. И я в очередной раз забеспокоился, что брошенные в кассу монеты могут пропасть.

– Не волнуйся, – успокоил меня Тимофеич. – Там, внутри, есть специальный контейнер, когда он наполнится, мелочь вынимают и сдают.

– Куда?

– В банк.

– Государству, – уточнила Лида, она всегда очень переживает за государство.

Видимо, эта озабоченность по наследству передалась мне, и я спросил, а не может ли тот, кто эти деньги вынимает, оставить часть себе.

– Исключено! – со знанием дела успокоил отец. – Видишь! – он показал на продетую в петельки проволочку, концы которой соединены и сдавлены свинцовой бляшкой.

– Вижу.

– Пломбу может снять только материально ответственный сотрудник. Он же производит выемку и актирует выручку.

– А откуда он знает, сколько денег там внутри должно быть?

– По идее, сумма совпадает с количеством проданных билетов.

– А если не совпадет? – усомнился я.

Мне приходилось наблюдать, как компания пацанов бросала всего несколько монет, а билетов отрывала гораздо больше. Кроме того, кто-то может просто ошибиться и обсчитаться.

– Есть такое дело! – кивнул Тимофеич. – Если сумма не совпадет с билетами, тогда накажут.

– Кого?

– Водителя.

– В Магадан отправят проветриться?

– Вплоть до этого.

– Но ведь шофер не виноват, он сидит спиной к пассажирам и рулит.

– У него есть зеркало, в которое виден салон… – начал раздражаться отец.

– Но если он будет смотреть, кто сколько бросает копеек, то куда-нибудь обязательно врежется!

– Не исключено…

– А что важнее – деньги или здоровье пассажиров?

– Здоровье – ежу понятно.

– За что же тогда его в Магадан?

– Папа пошутил, – вмешалась Лида. – Никого никуда не отправят.

– Да ну вас всех к лешему! – окончательно разозлился Тимофеич и отвернулся к окну.

За нашим разговором с интересом следил, то и дело поправляя на носу золотые очки, улыбчивый пассажир в шляпе. Он сидел через проход, и на коленях у него стоял пухлый портфель, из которого торчал хвост зеленого лука. Когда отец беспомощно рассердился, попутчик снисходительно усмехнулся и показал мне большой палец. Я пожалел моего нервного папу и решил ему помочь:

– А я знаю, кто за всем следит!

– Ну и кто же? – спросила Лида.

– В каждом автобусе и троллейбусе есть секретный контролер, он смотрит и запоминает, кто оторвал лишние билеты, а кто не доплатил…

– Думаешь? – засомневалась она.

– Чепуха! – буркнул отец, глядя в окно.

– Вы извините, конечно, что вмешиваюсь в ваш спор, – вдруг обратился к нам попутчик с портфелем. – Знаете, в словах вашего пытливого мальчика есть рациональное зерно. Но разрешите спросить: секретный контролер ездит на общественных началах, вроде дружинника, или получает зарплату?

– Конечно, за зарплату. Он же целый день ездит! – без колебаний ответил я.

– А выгодно ли это нашему государству?

– Не знаю.

– Как тебя зовут, разумник?

– Юра.

– Давай, Юра, считать! Допустим, секретный контролер получает сто пятьдесят рублей в месяц…

– А рожа у него не треснет? – раздраженно поинтересовался Тимофеич.

– Ладно, пусть будет сто. Сколько в Москве автобусов?

– Тысяча! – воскликнул я.

– Допустим, – согласился очкарик и вынул из портфеля маленькие счеты с пластмассовыми косточками. – Значит, мы имеем в Москве тысячу секретных контролеров. Умножаем сто на тысячу. Сколько выходит?

– Сто тысяч.

– Верно. У тебя что по арифметике?

– Пять.

– Молодец, Юрочка! Это в месяц, а в год получается зарплатный фонд больше миллиона рублей. Немало! Взглянем на проблему с другой стороны: какую выручку дает в день автобус, если он перевозит за смену, например, для ровного счета тысячу человек?

– Пятьдесят рублей, – подумав, ответил я.

– А в месяц сколько выходит?

– Полторы тысячи рублей, – сосчитала Лида.

– Значит, в год пятнадцать тысяч с гаком. Вычтем стоимость бензина – это копейки, оклад водителя – двести рублей, текущий ремонт и так далее… – Он отщелкнул несколько косточек. – Все равно с учетом прибыли вполне реально содержать одного секретного контролера при каждом автобусе, троллейбусе и трамвае. Неплохая мысль! У тебя, Юра, не голова, а Дом Советов!

– Бесполезно… – вздохнул я.

– Почему же? – удивился пассажир со счетами.

– Потому что шофер и секретный контролер могут подружиться. Значит, нужен еще один, но еще более секретный, контролер…

– Сверхсекретный?

– Да, вроде Иоганна Вайса!

– Ты видел «Щит и меч»?

– Два раза.

– Какой у вас интересный мальчик! – Попутчик в шляпе как-то странно посмотрел на родителей, пряча счеты в портфель. – Я с удовольствием поговорил бы с ним еще, но мне пора выходить…

С тех пор я повзрослел, и вопрос, кто и как вынимает деньги из кассы, меня почти перестал волновать.

Я посмотрел в окно: автобус стоял, дожидаясь зеленого света, перед запруженным машинами Садовым кольцом. Если здесь перейти на другую строну и пересесть на троллейбус «Б», то через одну остановку будет Курский вокзал, откуда мы завтра поедем с Батуриными к морю. Но какое море без ласт, которых у меня никогда не было? А вот маска была, но в прошлом году я уронил ее на камень и разбил за день до отъезда из Нового Афона. Даже расплакался от огорчения. Дядя Юра успокаивал, мол, вставить стекло в резиновое обрамление – плевое дело. Но оказалось, в целой Москве нет ни одной мастерской, где принимают в ремонт маски для подводного плавания. Тогда Башашкина осенило: можно договориться с теми, кто чинит аквариумы. Какая разница, куда вставлять стекло – в железный каркас или в резиновый паз? Мы помчались в «Ремонт аквариумов», куда-то на Электродный проезд. Бывают же названия! Но мастер, выслушав нас, только покачал головой:

– Себе дороже. Пока овальное стекло по лекалу вырежешь – замучаешься. Проще и дешевле вам – новую маску купить.