Женорг БАМ Шервид промахнулась, сделав старое знамя переходящим. Знали, что Самохвалова сегодня первый день на балласте и 250 % не даст. Посмотрим, что будет.

От Будниковой к Самохваловой приходит делегат посмотреть, как у них. От Финогеновой тоже. Ни одного слова ни от делегатов, ни от бригады. Все хмуро смотрели в землю. Вечер, вечер решит все. На контрольные замеры пошли стрелки. И для нас картина стала ясна. Но как объявить? Допустить туфту еще хуже. Пускай расхлебывается Шервид.

Знамя передается Будниковой…

Дальше ничего нельзя было разобрать.

Шум, хаос, выкрики, ругательства, смех, но какой. Смех надтреснутый, надрывный, смех, переходящий в шипение и хрипоту. Так смеялись самохваловцы.

— Бабоньки! Вон отсюда! Все, все, до одной, — покрывая общий шум, раздался голос Самохваловой.

И среди наступившей тишины бригада молча вышла из клуба.

Создалось какое-то неловкое молчание. Даже Будникова и та стала в нерешительности: брать знамя или нет. Так продолжалось с полчаса. Разрядка началась с того, что отдельные лица выходили на двор, где начинались разговоры. Таким порядком вышли все. А знамя осталось у стола президиума. Что дальше?

Завтра жди отказов. Не пойдет Самохвалова, не пойдет Будникова и много из других бригад.

Сбылось. Бригады Самохваловой на разводе нет целиком. Все остальные вышли, но работать будут не на рекорд, а на горбушку.

Если показаться сейчас в барак к Самохваловой, то в тебя полетят поленья, миски, доски, валенки, все, что попадет под руку, все, что может причинить человеку увечье. Все это будет приправлено водопадом ругательств, да таких, что никогда до них не додумаешься.

У Самохваловой слышен шум, визг и крики — то выпроваживают из бригады вошедшую Шервид. Отказ может длиться три-пять дней. Но строительство не может откладываться, строительство не может длиться бесконечно. Надо укладываться в срок. Решаемся с полдня попробовать поговорить. Я сам волнуюсь не меньше бригады. Вот же, черт возьми, бедлам.

— Входи, входи, сос! Входи!

— Дзинь! — загремела вылетевшая с верхних нар миска, ударившись о стойку с противоположной стороны.

— Куда кидаешь? — раздался возглас, который приостановил могущую возникнуть какофонию. — Здравствуйте, что ль!

Так поставленный вопрос продолжил начавшееся замешательство. Надо это замешательство использовать, иначе все пропало, придется уйти ни с чем.

— Ларечница у вас?

— Я! — отвечает женщина, мывшая в тазе голову.

— Да тебя и не узнаешь, растрепалась как русалка.

— Ну и русалка! Ведьма, — опровергает один голос.

— Ха-ха-ха, — заливается другой. — Ведьма с лысой горы!

— Не с лысой горы, а с Улетуя. Дайте ей веник. Черта ей хорошего надо. Оседлай начальничка. Не все на нас ездить, надо и на них.

— Я-то на вас не ездил и не езжу, да и не собираюсь.

— А поехал бы?

— Нет, не умею, на людях.

— А Шервид? Покажись, курва, разорвем.

— Паразит.

И град отборных ругательств наполнил воздух.

— Я-то причем?

— Причем, причем! Что ж, ты, против ее пойдешь? Все вы, чекисты, на нашей крови выросли.

— Ты вот много пролила крови?

— Больше твоего!

— Где?

— В лагере в вашем!

— Тебя что, резали? Как и где?

— Стрелочки-чекисты.

— Нет! Но все равно кровь портишь.

— Вы нам больше портите. Вас вот тридцать человек в бригаде, на фаланге триста, а нас четверо. Кто кому больше испортит? Напихаете и в нос, и в рот, не только пообедаешь и поужинаешь, да в запасе останется. Вы женщины очень вспыльчивы, горячитесь иногда по пустому и без толку. Если разобраться мирно, то вы правы во всех отношениях, а когда крик да шум, то никак толком не поймешь, что вы хотите, и может получиться обратное.

— Знаем, куда гнешь!? Уговаривай!

И двое затянули: «Мы работы не боимся, а на работу не пойдем».

— Все?

— Все!

— Разрешите проголосовать?

— Голосуй!!

— Долой орателя! Брось, начальничек! Не играй на нервах!!!

— Вы сами играете на своих.

— Лучше предоставим это дело решать бригадиру. Она, я вижу, сидит и думает. Плохое придумывать нечего. Наверно придумала хорошее.

— Я на работу не пойду!

— Сегодня! А завтра?

— Ты что допытываешься?

— Не допытываюсь, а интересуюсь, потому что болею за вашу бригаду.

— Болельщик нашелся.

— В грязь втоптали бригаду, а теперь разбираться взялись.

— Но ведь не топтал же я!

— Что ж ты, против Шервид?

— Да, я против! Поэтому и пришел. Давайте дело говорить, а не ругаться. Вы считаете, что Шервид не права, ладно. А вы правы?

— Правы!!!

— А отказ? Отказ только оправдывает Шервид и обвиняет вас. Лишний шанс, козырь в ее руки, лишний факт против вас. Ну, допустим, Шервид ошиблась, она виновата, зачем же вам ошибаться.

— Ты что, ее защищаешь?

— Что тебе надо от нас?

— Вы никогда нас не понимали и не поймете.

— Я вот эту фотографию и статью в «Строителе БАМа» своим здоровьем завоевала. Я, может быть, верить начала в невозможное. Я, может быть, стояла на пути честного труда, на пути разрыва с прошлым. Знамя в углу барака всегда напоминало мне, что я в труде — равноправный гражданин со всеми. Когда я работаю, я не преступник, преступники не могут идти на дело с Красным знаменем. С Красным знаменем можно быть только советским гражданином. Мне весь БАМ подражал, нач. строительства в пример ставил. Немного, пожалуй, найдется Самохваловых.

А тут приехала фря, знамя передается Будниковой. За что? За день работы. А мы пять месяцев его удерживали. На нем не краска, а пот и кровь наша. Она бы привезла другое, мы, может быть, и его заработали. У, гадина, если покажется — убьем.

— Нам все равно, у нас жизнь поцарапана.

— Эти мысли вам придется выбросить из головы. Чем у вас больше рабочих дней, тем больше зачетов и тем скорей поедете домой. Без сегодняшнего дня отъезд оттянулся, там, глядишь, еще оттянется. Кто же в этом виноват? Я пришел с вами ваш и общегосударственный вопрос решить. Вы ведь в СССР живете и никуда больше не собираетесь. Скажите, поедете в Китай?

— Нет!

— Может быть, в Японию или в Германию?

— Тоже нет!

— Значит, для того чтобы жить в СССР, надо жить по-советски. Труд — дело славы, доблести и геройства. Кто не трудится, тот не ест. Это вам доказывать не надо. Завтра выходите на работу, отбираете знамя. А я добиваюсь в отделении нового. Завоевывайте и его. Так что ль?