Я прижимаюсь к нему, обвивая руками шею, и едва ли, едва ли я помню, что мы в парке, в общественном месте, что в любую секунду какой-нибудь язвительный бегун может вполне справедливо крикнуть: «Эй, здесь приличный парк!» Я целую и целую, а в теле нарастает отчаянное желание близости.

— Это лучшая игра, — говорю я в перерывах между поцелуями, тяжело дыша. Я практически задыхаюсь, но мне все равно. Хочу чувствовать его губами, хочу переплетать свой язык с его, хочу прижаться к нему всем телом и в этот раз — в отличие от вчерашнего вечера — я хочу это прочувствовать.

— Мэг, — произносит он, прижимаясь ко мне лбом. Его дыхание учащается. — Есть и номер четыре.

Я напрягаюсь, испугавшись, что придется остановиться, что я что-то упустила.

Но Рид не отпускает меня, снова целует, а затем говорит:

— Поедем со мной.

Ни один уважающий себя ньюйоркец не проявляет чувства на публике, и мы с Ридом едва держимся, как уважающие себя ньюйоркцы.

Но стоит нам выйти из метро на станции «Геральд-сквер», как Рид снова ко мне прикасается: берет за руку и ведет по еще безлюдным тротуарам к своему дому — непримечательному зданию средней высоты в Мюррей-Хилле, потрепанному снаружи, но современному в вестибюле. В любое другое утро или день я бы потоком обрушила на него больше двадцати вопросов: «Почему ты выбрал это место? Ты знаком с соседями? Сколько времени ты добираешься на работу? Где у вас прачечная?» Но сегодня я не могу думать ни о чем, кроме нашего поцелуя, сцепленных рук и жажды закончить начатое.

И я выражаю это: как только дверь в его квартиру за нами закрывается, я поворачиваюсь к нему, приподнимаю голову для нового поцелуя, и, боже мой, я знаю: он тоже этого ждал, стоя в вагоне метро и чувствуя каждое случайное касание наших тел. Он наклоняется, запускает пальцы мне в волосы, будя свежий аромат шампуня, по которому так скучал, и, целуя меня, издает глубокий гортанный звук нетерпения.

Господи.

— Показать тебе квартиру? — спрашивает он, оторвавшись от моих губ и спускаясь ниже, к нежной коже моей шеи.

— Позже обязательно покажешь. — Я захлебываюсь в удовольствии от того, как он пробует меня, как проводит языком вверх к моему подбородку. — У меня будет много вопросов, — предупреждаю я.

— Она довольно скучная, — также предупреждает он, целуя сначала в уголок рта, а затем губы, проникая в рот языком.

— Ну-ка повтори, — почти стону я и тут же понимаю, что не хочу обсуждать это «довольно», тем более, когда могу занять рот другими вещами. — Ах, забудь, — торопливо произношу я. — Мне все про тебя интересно.

Рид прижимает меня к стене рядом с дверью, держа руками за талию и жадно целуя в губы. Мы долго стоим в таком положении, достаточно, чтобы я сняла с него куртку, чтобы он снял куртку с меня, чтобы мы сняли обувь, откинув ее подальше.

— Мэг, — произносит он хрипло. Я вдруг понимаю, что руками сжала его длинные руки, чтобы не упасть, пока мы поглощаем друг друга, и впервые ощутила грубую неровную текстуру его кожи.

— Ой, — восклицаю я, убирая руки. — Прости.

— Нет. — Он мягко сжимает мои ладони. — Трогай меня, где хочешь.

— Это больно?

Он мотает головой.

— Сейчас нет. — Наклоняется, дышит мне в шею. — Сейчас мне нигде не больно. Я хотел спросить, пойдешь ли ты со мной…

— Да. В спальню. Я пойду с тобой туда.

Он отстраняется и смотрит на меня, на лице у него появляется фирменный изгиб. В этот раз я касаюсь пальцем его изогнутой линии, которую позже обязательно, обязательно нарисую.

— Стараюсь быть, как ты, — выдыхаю я, убирая палец, чтобы губами прижаться к изгибу, самой изогнуться всем телом, стать той же изогнутой линией. — Говорить прямо.

— Мне это нравится. — Он отрывает меня от стены. Затем обхватывает за талию, поднимает и несет в спальню, не отрываясь от поцелуя.

И сначала… ох, сначала мне это тоже нравится. Нравится почти до безумия. Я не обращаю внимания на обстановку его спальни — мои глаза целиком и полностью поглощены его телом, с которого я постепенно снимаю одежду: плоский, рельефный пресс — великолепная лестница силы, ведущая к раю гладкой широкой груди, кажущейся еще шире от развитых плаванием мышц спины. Я кладу руки ему на плечи, прикосновение к коже вызывает электрическое покалывание в кончиках пальцев. Дыхание Рида рвется и учащается, когда я тянусь к его шее и целую пахнущую мылом и свежестью кожу. Я настолько пряма, что едва сдерживаюсь, пятясь на кровать и притягивая его к себе, почти не останавливаясь — только чтобы он снял с меня платье через голову, — возмущаясь тем, что приходится прервать поцелуй, и утешаясь только его руками, блуждающими по моей обнаженной коже: талии, ребрам, лопаткам. Я расстегиваю бюстгальтер и ложусь на спину в наслаждении от реакции Рида, который отчаянно, благоговейно шепчет:

— Боже мой.

Мы почти без одежды, он сверху, я ритмично двигаю бедрами, потираясь о его твердый, длинный член под бельем, — и вдруг на меня накатывает тревога, помеха новообретенной прямоте, неловко сбивающая ритм, заминка, которую, я надеюсь, он не заметит. Мне хорошо с ним, как не было ни с кем и никогда. Мне нравится его жар, нежные поцелуи, но крепкие руки.

Все началось хорошо, но затем я…

— Мэг, — нежно шепчет Рид мне на ухо. — ты хочешь остановиться?

— Нет! — слишком громко произношу я, невольно схватив его за бедра, зажмурив глаза в страхе новой ссоры.

— Я хочу продолжить, — говорю я уже мягче, водя носом по линии его челюсти. Он стонет от удовольствия, прижавшись ко мне губами, и этот звук возвращает мне ритм, я снова двигаю бедрами. Но Рид отстраняется от меня, приподнявшись на руки.

— Мы можем замедлиться.

Без его жара мне хочется скулить, но я не успеваю издать ни звука, как он отрывает руку от кровати сбоку от моей головы и медленно, осторожно проводит пальцами вниз по центру моей груди, там где под кожей трепещет сердце.

— Ты нервничаешь.

Я смотрю на него, затем вновь закрываю глаза, чувствую, как заботливо и терпеливо он гладит меня пальцами. Конечно же он понял. Он понимает любой шифр, любой знак моего тела.

— Неправда.

— Не обманывай меня, — говорит он. Я открываю глаза и смотрю на его загадочное лицо: решительное, но терпеливое.

«Он защитит тебя, — напоминаю я самой себе. — Это опыт. Вот что значит остаться».

— Мне сложно, — говорю я и обхватываю его за талию, проходясь пальцами по широким спинным мышцам, будто рисую тревожные бессмысленные круги на чистом холсте мускулов. — То есть… у меня не всегда получается достичь финиша. Кончить. — В своей жизни я осмелилась рассказать об этом только двум парням. Впервые — своему школьному бойфренду после нашего третьего секса, и закончилось это мучительным разговором, состоявшим по большей части из его нетерпеливых вопросов вроде: «Что я делаю не так?» Как будто я ему диаграмму нарисовать должна, хотя у самой сексуального опыта даже на знание азов не хватало. В конце концов я впала в отчаяние от своей неспособности подобрать слова и его мрачных, сухих ответов, так что перестала даже надеяться на то, чтобы кончить, с ним и со всеми после него заодно.