— Наденьте, пожалуйста, у нас все же хирургия, требуется стерильность…

Халатик был микроскопического размера, он затрещал на мне по швам и не застегнулся. Я возмутилась:

— Издеваетесь, да?

— Что вы? Это мой халат, а другого просто нет, — оправдалась худосочная медсестра. — Не снимайте, прошу вас, иначе попадет от лечащего врача!.. Я так рада, что вы можете поухаживать за Анисимовым, — младшего медперсонала не хватает, а Сашенька нуждается в постоянном присмотре… Если что — нибудь понадобится, обращайтесь, я скоро закончу процедуры и буду на посту.

Она вымыла руки, надломила ампулу, наполнила новый шприц и направилась к другой койке, держа на изготовку свое колющее орудие производства и проспиртованную ватку. Я осмотрелась. Всего в палате было шесть кроватей. Одна из них пустовала — можно было прилечь, но мне от усталости было страшно пошевелиться. Я так и осталась сидеть на стуле, только голову пристроила на краешек подушки рядом с Сашиной головой и моментально задремала. Рассчитывала поспать пять минут, но, когда пробудилась, окна со стороны улицы занавесила густая мгла. Тело занемело от неудобной позы, стало чужим, щеку я отлежала, а во рту ощущался противный, гнилой вкус простуженного горла.

— Девушка, у вас телефончик звонил, а вы и не чуяли, — сообщил Сашин сосед по палате — мужчина средних лет. Обе ноги его висели на вытяжке, прикрепленные за металлические спицы. На эти железяки даже смотреть было больно.

— Ничего страшного, кому надо, тот дозвонится, — недовольно пробурчала я, потягиваясь до хруста и разминая затекшую спину.

Потом достала мобильник из сумочки и отключила его ко всем чертям: никого не хотела слышать, ни о чем не мечтала, кроме как выспаться!.. Но как только я решила осуществить свое заветное желание и устроиться на свободной койке, безногий пациент попросил подать ему утку.

Нет, младшему медперсоналу второй больницы скорой медицинской помощи определенно не позавидуешь! Я их долю успела прочувствовать на своей шкуре, как только всех недееспособных обитателей палаты резко потянуло в туалет: кого по — большому, кого по — маленькому. Вонь поднялась до потолка, и раскрытая форточка от нее не спасала. Потом наступило время ужина, и я разнесла по постелям тарелки со слипшейся лапшой и стаканы с жидким чаем. Один Александр Анисимов не просил ни есть, ни пить, пребывая в беспамятстве. Его лицо, покрывшееся бисеринками пота, раскалилось точно камень на солнцепеке.

Ласковая медсестра вновь явилась делать уколы. Она подсказала мне, что Сашу нужно протереть влажной салфеткой и положить холодный компресс на лоб. Я намочила вафельное полотенце, но протирать оказалось нечего: торс папарацци почти полностью скрывали бинты. Сквозь повязки кое — где просочился йод, выступила кровь, и Саша напоминал распластанную черепаху в пятнистом, желто — коричневом панцире, впавшую в зимнюю спячку. Мой друг ни на какие внешние сигналы не откликался, и от его беспомощности ныло сердце. Сердце ныло, а желудок требовал корма, и я позарилась на безвкусную больничную лапшу, в которую повара пожалели добавить даже соли, не говоря уже про масло. Уписывала я ее с таким удовольствием, будто это были ресторанные спагетти с изысканным соусом из спелых томатов, ароматного базилика и других приправ.

В тот момент, когда я полностью набила рот лапшой, в палату заглянул Ткач в наброшенном на плечи голубом халате и просиял мне неискренней улыбкой изменника. Я поперхнулась от неожиданности и возмущения и раскашлялась сильно, до слез.

— Вот ты где прячешься, Юленька, мое солнце! — Андрей Казимирович деликатно похлопал меня по спине между лопаток и как ни в чем не бывало стал рассказывать: — Приезжал к вам в офис, да не застал тебя. Илочка объяснила, что на планерке ты присутствовала, а в обед скрылась в неизвестном направлении.

— Зачем ты меня выслеживал? — тихо спросила я.

— Я не выслеживал. — Ткач простодушно округлил глаза. — Я позвонил, а ты не отвечаешь и сама не звонишь. Ну, думаю, кроме как в больнице моей Юленьке больше негде находиться!.. Заехал в универсам, взял кое — что и поспешил сюда.

Он выгрузил на тумбочку бутылки с гранатовым соком и минералкой, ананас, гроздь бананов, крупные красные яблоки, обернутые прозрачной пленкой, и еще несколько пакетиков и свертков. Получилась целая пирамида. Я тупо взирала на нее, все еще держа перед собой тарелку с остатками лапши, хотя потребность в еде у меня отпала, как хвост у ящерицы. Я размышляла, с чего начать разоблачение неверного, но этот неверный наклонился над Сашей и взъерошил его русый чубчик:

— Как ты, парень, поправляешься?

«Парень» вмиг распахнул веки и настороженно буркнул, обращаясь ко мне:

— Кто это?

— А-а! — махнула я рукой, будто речь шла о ком — то незначительном. — Это жених моей начальницы Илоны Карловны.

Физиономия Андрея вытянулась, челюсть отвисла, но я не стала объяснять, кто меня информировал о его амурных похождениях. Александр нелюбезно буркнул:

— А чего он приперся?

— Ну-у, пришел тебя навестить, — мрачно изрекла я, стараясь соблюсти приличия.

— На фиг нужно, — высказал свое мнение Анисимов и недоуменно насупился.

— Юленька, зачем ты вводишь Сашу в заблуждение? — осмелел Андрей и присел на постель в ногах у больного, словно больше не мог стоять.

— Это я‑то ввожу в заблуждение?! — взорвалась я. — Нет, дорогой, это ты водишь всех нас за нос! Обещал жениться на Илонке, а ночь провел со мной! — с запальчивостью глупца выложила я карты на стол.

Суженый Илоны Карловны открыл рот, а Сашка напрягся и приподнял голову:

— Когда этот крендель успел провести с тобой ночь, а, Юленция? Как это понимать? — заинтересовался папарацци. — Чем вы занимались?

— Лежи, Отелло! — придавила я его плечи к постели.

— Мы занимались любовью! — строптиво вскинулся Ткач, и его заявление заставило Сашу приподняться уже всем корпусом.

Мужчины уставились друг на друга, как хищники, готовящиеся к прыжку, к схватке не на жизнь, а на смерть. Но их силы были не равны — бедняга папарацци со стоном рухнул на подушку и выругался.

— И-эх, бабы, бабы, какие же вы все шалавы! — оживился пациент с переломанными ногами и обратился к Андрею: — Слышь, мужик? Она, твоя Юлька — то, прибежала к Саньке, аж запыхалась, и просит: женись на мне, браток, все одно никто больше не берет! А ему до женитьбы ли теперь, сам посуди?.. Баламутка, выходит, и тебе дала…

Вот она — черная людская неблагодарность!.. Как — то слишком быстро лежачий ябедник позабыл про то, как я безропотно подавала ему утку. Между тем в палате назрела немая сцена: Андрей побледнел, потом покраснел — и стремглав вылетел вон, не потрудившись закрыть за собой дверь. Меня настигло раскаяние: если Ткач так обостренно реагирует, ревнует, значит, я ему не безразлична?.. Может быть, я ошиблась, причислив Андрея к пособникам Крымова? Не давая себе труда ответить на звенящие в моей голове вопросы, я выбежала в коридор и, заметив удаляющуюся Андрюшину спину, закричала: