Убедившись, что с бензином нас не надули, мы вернулись на Шоссе Энтузиастов и обнаружили там накрытый, как на праздник, стол. Гетина мать Маргарита Петровна, пока внучки-двойняшки спали, приготовила обед с украинским борщом, свиными отбивными и бисквитным тортом «Шапка Мономаха». Правда, последнее произведение искусства ждало своего часа со вчерашнего вечера. На него ушла пол-литровая банка варенья из чёрной смородины и уйма времени.

Генриетта была четвёртой женой Андрея. Жили они чуть больше года в гостевом браке. Общее хозяйство не вели, чувствовали себя одновременно влюблёнными и свободными, сохраняя свежесть, новизну во взаимоотношениях. Именно такой тип семейной жизни идеально подходил для самостоятельных, вольнолюбивых и вечно занятых супругов, которые встречались раз или два в месяц по взаимной договорённости, не ущемляя друг друга ревностью и мелочной опекой. Несмотря на это, семья была на редкость крепкой, дружной, особенно после того, как в апреле этого года Генриетта родила девочек-двойняшек, Глорию и Викторию.

За обедом мы обсуждали развитие младенцев, говорили о Гетином отце Антоне Александровиче, второй год лежавшем в коме, о его шансах на выздоровление. Гета, жалея свою мать, лично прислуживала за столом. Мотая длинной тёмно-русой косой, в вечных «варёнках» и ковбойке, она сновала по кухне. Электрический свет падал на её лицо, умытое лосьоном из роз. Гета признавала только натуральную косметику – делала настойки из шиповника, липы, зверобоя, даже из укропа и петрушки, предварительно заливая их белым вином.

Только что стояла жара под тридцать градусов, но на днях погода испортилась. По небу поплыли осенние тучи, сеющие мелким дождём. И на душе у меня было так же тяжко; внутри расползалась такая же свинцовая муть. Работе нет конца. Кажется, что частное расследование по делу Дины Агаповой зашло в тупик, из которого нам уже не суждено выбраться.

Десять дней назад я встречала Андрея в «Шереметьево-1», куда тот прибыл немедленно, после нашего разговора накануне вечером. Мы поехали на Звенигородское шоссе, сварили кофе, закрылись в гостиной. В течение нескольких часов шеф слушал подробнейший, во всех деталях продуманный доклад о проделанной работе, моей и Буссова.

Потом он просматривал оставленную кассету и жалел, что одновременно с холлом казино не снимали зал. Непременно нужно было выяснить, кто тот удачливый игрок, потому что после памятного вечера Дина непременно должна была его замарьяжить…

Глотая по пятой чашке кофе каждый, мы прикидывали, как нам теперь быть. При этом выкурили столько сигарет, что перестали видеть друг друга в дыму. Решили последовать совету Буссова – сделать упор на наружное наблюдение, а выявление прошлых контактов Агаповой прекратить. Разве что можно попытаться вычислить фартового игрока, но это пока не представлялось возможным.

Шеф считал, что рано или поздно Дина должна изменить стиль поведения – посетить новые места, встретиться с кем-то кроме родственников, следователя и адвоката. Но до сих пор ничего подобного не произошло – Дина гнула свою линию.

Судя по донесениям «наружников», всё это время она вела себя очень странно. Три раза ездила в закрытые клубы, чтобы поиграть на бильярде. Выяснилось, что «Фам-фаталь» превосходно катает шарики. Одевалась Дина просто – джинсы, мужская рубашка, минимум косметики. Она добиралась до клубов не на машине, а на мотоцикле «Харлей-Дэвидсон». Время от времени, сидя в седле, попивала из банки американское пиво «Миллер», но ни разу не была задержана ГАИ. Игра в бильярд шла на деньги, и Дине везло, как в казино. Получив очередную сумму, она возвращалась в квартиру родной сестры Галины Емельяновой, где безвыездно жила с момента освобождения по залог.

Один раз, опять-таки на «Харлее», навестила проживающего в Измайлове двоюродного брата Илью Брайнина и его семью. Ближе к вечеру Дина появлялась на улице в разнообразных, но одинаково дорогих вечерних платьях от лучших модельеров, а украшение на ней были просто царские. Дина садилась в автомобиль «Пежо» цвета спелой сливы и отправлялась в какой-нибудь ресторан.

Каждый вечер она выбирала новое заведение. Ребятам из московского филиала пришлось потратить уйму денег, чтобы оказаться в тех же залах – ведь именно там она могла встретиться с фартовым игроком и тем раскрыть его инкогнито. Также «наружники» поневоле изучили расположение почти всех туалетов в центре Москвы. Ели, пили, справляли нужду они буквально на бегу, передавая объект друг другу.

«Наружникам» уже довелось побывать в ресторанах «Анкор», «Арагви», «Арбатский дворик» и «Арлекино». Странно, но названия ресторанов почему-то начинались на одну букву. Мы ломали головы, пытаясь понять, имеется ли в этом скрытый смысл, или Дина смотрит в ежегодник и посещает заведения по списку.

Наряду с этой прослеживалась и другая закономерность – рестораны, выбранные объектом, находились неподалёку от дома Галины. Один – на Тверской, другой – на Первой Тверской-Ямской. Третий – на Арбате и четвёртый – на Дружинниковской улице, почти у самого «Белого Дома». Клубы, где Дина играла на бильярде, также располагались на Пресне или на Арбате. В казино Дина не побывала ни разу, зато посетила квартиру бывшей соседки Ларисы Олисовой. Съездила в Сокольники, где жила раньше, но в дом не заходила; сидела во дворе и долго смотрела на окна своей бывшей квартиры. Мы просто помечали маркером на плане Москвы новые точки, пытаясь сделать хоть какой-нибудь вывод, но усилия наши были тщетны.

Начиная с одиннадцатого августа, Дина поменяла распорядок дня. В понедельник сливовый «Пежо» поехал не в клуб, а в Серебряный Бор. Дина оставила автомобиль на платной стоянке и пешком отправилась на пляж. Там, не снимая летних джинсов и футболки, она долго сидела на песке, смотрела на текущую воду и наблюдала за играющими детишками. Изредка курила и попивала «Колу» из бутылки. Лёшиным ребятам пришлось как следует позагорать; и вернулись они в Москву уже вечером, красные, как раки. У одного из них даже подскочила температура.

Вечером того же дня Агапова посетила ресторан «Баку-Диван», тоже на Тверской, и вела себя там, как всегда в последнее время – тихо, неприметно. За столиком сидела одна, заказывала лёгкое спиртное и скромную закуску, непременно фрукты. Неторопливо ела, пила. С преувеличенным интересом разглядывала посетителей, но ни к кому не клеилась. Когда мужчины пытались завязать с ней беседу, вежливо, но непреклонно отшивала их. Не танцевала, не принимала подношения «от соседнего столика» и через полтора-два часа после приезда опять направлялась к своей машине. Подсаживаться к себе никому не позволяла, да и обслуга, получив «на лапу», всячески препятствовала попыткам вновь прибывших гостей составить Дине компанию.

Наши несчастные ребята каждый день интересовались, сколько времени им ещё придётся таскаться за объектом, как ослам за морковкой. Я отвечала одной и той же фразой: «До тех пор, пока не будет отменён приказ о наружном наблюдении». Если бы это зависело от меня, я дала бы отбой, пожалев страдальцев. Сама сатанела день ото дня и сознавала, что проклятая шлюха неуязвима. Если за Стасика её ещё можно привлечь, то за других – не выйдет. Доказательства отсутствуют.