Рис. 127. Архангел со своим воинством низвергает мятежников, обрушивающихся на землю в образе мерзких, демонических тварей. Триптих «Страшный суд», фрагмент.

Присутствие зла уже в раю обозначено дополнительными деталями: совой, символизирующей ночь, а также убийством одного животного другим.

Над группой из трёх фигур – петух, символ веры, бдительности и воскресения господня. Ёж (справа) символизирует жадность, а сова на голой ветке – обольстительную силу зла.

Центральная часть триптиха повествует о самом процессе Страшного суда: «Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов – по левую» (Мф. 24:31–33). При этом иконография босхианского Страшного суда отличается от канонической, детально изображающей сам акт суда, где в центре предстаёт Христос-судья, рядом с ним Богоматерь и Иоанн, просящие за род человеческий, подле них – старцы, Архангел Михаил стоит с весами и воздаёт людям по заслугам их: либо путь в рай (ему обычно посвящается левая створка со стороны зрителя), либо в ад, где грешные души переживают вечные муки. Такой Страшный суд изображён на триптихе Ганса Мемлинга (см. рис. 80).

У Стефана Лохнера, главного художника Кёльна 1430-х гг., в Страшном суде сам Христос является центральной фигурой. По левую сторону – рай представлен готическим собором с его характерными архитектурными чертами. По правую – ад, снедаемый пламенем, со страдающими в нём за совершённое при жизни грешниками, лжегородом и вавилонской блудницей.

Рис. 128. Ева и антропоморфный змей с лицом Евы. В XII веке богослов Пётр Коместор написал, что в раю Адама и Еву искусил не обычный змей, но прямоходящий, с лицом Евы: увидев свою зеркальную копию, Ева поверила каверзному совету змия и съела запретный плод с древа познания добра и зла, а в «Видение о Петре-пахаре» Ленгленда Уильяма (XIV в.) сатана являет себя как змий с женским лицом. Хуго ван дер Гус. Грехопадение (крыло Венского диптиха). Музей истории искусств. Вена.

Рис. 129. Евоподобный змей на древе искушения. В кроне – распятый на кресте Христос – второй Адам, символ искупления первородного греха. Часослов Леонор де ла Вега, XV в. Biblioteca Digital Hispanica. Libro de boras de Leonor de la Vega, Vitr. 24.2, fol. 27v.

Рис. 130. Босх. Изображение змея-искусителя с женским лицом, зеркальным отражением Евы, сцена грехопадения. Триптих «Страшный суд», фрагмент.

Рис. 131. Подобно возгордившейся Еве феминный ящеро-змей нарциссически смотрит на своё отражение. Зеркало – символ иллюзии, тщеславия и дьявольской заворожённости. В популярном на христианском Востоке сирийском сочинении «Пещера сокровищ» (IV–VI вв. н. э.) рассказывается о сатане: нечистый действовал как человек, желавший научить попугая разговаривать, – хозяин прятался за зеркалом и беседовал с птицей, попугай же полагал, что с ним разговаривает другая птица и повторял; точно так же поступил дьявол с Евой. Бревиарий королевы Изабеллы, XV в. Breviary of Queen Isabella of Castile. London. British Library. Ms. 18851, fol. 477v.

Так или иначе – канонически изображаемое центральное Судное действо состоит в сортировке людей на пригодных и непригодных, на благих и дурных, на тех, кто достоин райских кущ, и тех, кто обречён гореть в аду. У Босха же совершенно иная комбинация: нет так такового судебного процесса, зло имманентно всем частям триптиха, в том числе – и раю, а в центральной части лишь разворачиваются сцены повседневного апокалиптического хаоса. Земля уже погружена в состояние ада, зла и бедствий, войско дьявола мучает каждого человека сообразно совершённому греху. Нет у Босха ни Архангела Михаила, ни намёка на будущее избавление. Неизбежным итогом становится ад на правой створке: инфицированный проказой греха мир сгинет в геенне огненной.

Рис. 132 (а, b). Фрагменты левой створки рая. «Страшный Суд».

Триптих Босха – не старое доброе Судилище Господа, но притча о зле, возникшем с появлением мира. Сквозь столетия с умножением людей множилась скверна, разъедающая тварный мир и вовлекающая его в адский пламень. Суд неизбежен так же, как неизбежен и ад. На триптихах Босха мы не увидим пространства, куда уходят добрые христиане. Рай навеки утрачен, нет рая как Нового Иерусалима, – есть только самоуничтожающийся мир, полный зла, порока и пагубы.

Рис. 133. Стефан Лохнер. Страшный суд. Музей Вальрафа-Рихарца. Кёльн.

Зрителю триптиха падшие души явлены во плоти, их страдания и муки визуализированы в телесных истязаниях и пытках. В аду означенные телами души вылавливаются, как рыба; на них охотятся с арбалетами и луками, как на дичь; их забивают, как скот; крутят на колесе; жарят, варят, парят, пекут, приготовляют в качестве деликатеса для хозяина сего мрачного пиршества, главного едока, великого пожирателя – Люцифера, сатаны, дьявола. В этом кулинарном процессе адской кухни черти орудуют разными инструментами и среди прочих уже виденным нами длинным крюком «crauwel».