– Итак, с чего начнем? – спрашивает Марго.

Одурманенные эстрогеном и все еще в возбуждении от коллективного решения о продолжении наших приключений, мы, затаив дыхание, ждем ответа.

– Начнем? – Инге смотрит на картошку в одной руке и тряпку в другой. – Ну начнем с уборки. Даже викингам приходится разгружать посудомойку.

Она показывает, куда мы можем убрать свои чашки.

– Ах да, простите…

Раздается скрежет отодвигаемых стульев. Мы вскакиваем со своих мест и начинаем очищать стол как одержимые. Инге швыряет каждому ребенку по тряпке, а потом вручает Марго совок и швабру.

Молодая женщина смотрит на них, как на какие-то штуковины из криптонита.

– Ты же раньше видела такие, правда? – спрашиваю я ее.

– Да. Разумеется.

Она приподнимает два куска пластика и словно оценивает их вес. Методом проб и ошибок ей удается освободить швабру. После некоторой заминки Марго тычет шваброй в пол, но от дальнейшего унижения ее спасает выскочивший из шкафа ягненок, мгновенно сметающий все крошки с пола.

– Теперь постелем ваши кровати.

Это уже настоящий суперприз, и я едва ли не дрожу от предвкушения: а) сна в кровати и б) наблюдения за тем, как живет эта волшебная женщина-единорог из мира фантазий.

«Хотя это не совсем та жизнь в лесу, на которую подписывалась Мелисса», – думаю я, изучая выражение лица своей сестры.

– Как ты думаешь, это нормально? – спрашиваю я. – Поменять подстилку на двухъярусную кровать?

– Думаю, да, – произносит моя сестра каким-то уж очень двусмысленным тоном, какого я никогда от нее не слышала.

– Есть у меня кое-какая затея, – добавляет она еще более загадочно.

«Затея»? Она никогда ничего не скрывала и не планировала тайком…

Я думаю о том, что она, должно быть, выбрала не то слово, так что просто улыбаюсь и продолжаю идти, довольная тем, что хотя бы на время отделалась от этой непонятной уловки с кроватью.

Результат!

– Ты улыбаешься? – спрашивает Мелисса, пялясь на меня.

– Что? Мне нельзя улыбаться?

– Ну можно… Только это нервирует, – она издевательски пожимает плечами.

Я возвращаю своему лицу саркастическое выражение, но задаюсь вопросом: неужели я испытываю нечто, хотя бы примерно похожее на «счастье»?

Странно…

Нас ведут через кухню во второй коридор, похожий на техническую площадку для приема грузов, и мимо комнаты, в которой лежит до сих пор стонущий Магнус.

– Может, нам… – начинает Триша. – Он как?..

– С ним все будет в порядке, – уверяет Инге. – Постельное белье здесь.

Она даже не останавливается, чтобы посмотреть на своего больного мужа, а продолжает тур, показывая нам помещение со стиральной машиной, сушилкой и морозилкой, а также с переделанным книжным шкафом, на полках которого лежат свежие, хрустящие, аккуратно сложенные простыни.

– Вытяните руки, – приказывает она, и мы подчиняемся. – Здесь по простыне и пододеяльнику для каждой, затем вы можете взять наволочки.

«Наверное, примерно так бывает в тюрьме, – думаю я, выстраиваясь в очередь за аккуратно сложенным бельем. – В приятной и симпатичной тюрьме, но все же…»

– Все взяли? Тогда пойдем, – говорит Инге, выпроваживая нас из подсобки.

– Здесь ванная, – кивает она на большую комнату с белым кафелем, в которой спокойно мерцает единственная свеча.

Что там насчет викингов и костров?

Мимоходом я замечаю в коридоре книжный шкаф, на котором на самом деле расставлены книги, а также чуть скрытая от обзора корзина с мобильными телефонами.

– Это что… – шепчу я Трише.

– Да, – говорит Инге, услышав меня. – Но я верю, что вы не станете пользоваться ими до конца недели.

Веришь? Ты еще не имела дела со мной.

Меня охватывает почти непреодолимый порыв протянуть руку и схватить iPhone, который служил продолжением моей руки на протяжении одному только богу известного количества лет во всех случаях, когда речь не шла о стоматологических операциях. Любопытно, насколько сильно это чувство – как если бы оно не имело ничего общего с моей личностью, а было лишь исключительно функцией моего организма. Как дыхание. Иногда я даже не обращаю внимания на фотографии своих детей, пролистывая их на своем телефоне. Что, возможно, не характеризует меня как идеальную мать. И все же…

Моя рука невольно тянется к корзине.

Я многого достигла… Не для того я преодолевала коммуникационные барьеры, пережила почти смертельное испытание с раскрученным носком и нарушила свой запрет на углеводы, чтобы поддаваться…

Словно прочитав мои мысли, Инге начинает перечислять основные правила нашего нового соглашения.

– Вы ведь уже знакомы с кодексом поведения викингов? Девять благородных добродетелей викингов, которые включают в себя правду, честь, дисциплину, смелость, гостеприимство, уверенность в своих силах, трудолюбие и упорство?

– Девять? – спрашивает Мелисса, хмурясь и загибая пальцы. – Я насчитала только восемь.

Она поднимает руку, чтобы все видели.

– Да. Девятая – это супружеская верность, но знаете, сейчас мы в Скандинавии придерживаемся довольно либеральных взглядов. Так что скажем, что основных – восемь. Суть в том, что в основе всех их лежит доверие. И честность. Понятно?

– Понятно, – кивает Мелисса, уже более уверенно.

До свидания, телефон. Я бросаю на него последний долгий взгляд и иду дальше. Я тебя не забуду.

– Вот это детская комната, – объясняет Инге, обводя рукой другое полностью белое помещение с полом из светлого дерева. – Я сделала двухъярусные кровати для детских вечеринок с ночевками и всего такого.

Боже милостивый, эта женщина еще и принимает детей с ночевками? Я годами отказываю Шарлотте в этой просьбе. Мне и без того хватает хлопот с двумя маленькими существами, вечно путающимися под ногами и чего-то требующими. А если их три? Или больше? Даже при одной мысли об этом у меня начинает болеть голова.

Наверное, я ужасная мать.

Наверное, мне необходимо научиться чуть больше отдыхать.

Наверное, мне нужно стать более похожей на викингов.

Инге и ее два старших ребенка быстро убирают свои вещи с кроватей и переносят постельное белье в соседнюю комнату, предлагая нам располагаться как дома.

– Может, там? – спрашивает Мелисса, показывая на дальнюю кровать у стены, украшенную не бумажками с детскими каракулями на липкой ленте, как у меня дома, а тремя большими холстами. На каждом из них рисунок отпрысков Инге и Магнуса, подписанный и с указанием даты – почти как настоящее произведение искусства.