* * *

Этой ночью она так и не смогла заснуть. Дождавшись, когда уснет Женя, Аля тихонько поцеловала его, погладила по голому плечу и встала. Оделась в джинсы и джемпер и на цыпочках вышла в коридор. Все спали: из спальни хозяев доносился богатырский храп Валерия. Двери в комнату, где отдыхали братья, были плотно закрыты.

Не находя объяснений своему поступку, действуя по какому-то странному наитию, Аля тихонько открыла входную дверь и выскользнула в подъезд. Спустилась во двор и опустилась на лавочку.

Недавно прошел дождь, и прохладный воздух был напитан обострившей запахи влагой. Аля поежилась и натянула на кулаки широкие рукава джемпера. Резкая перемена погоды – еще вчера стояла невыносимая жара, а сегодня температура опустилась на добрый десяток градусов.

Слушая успокаивающий стрекот цикад и полной грудью вдыхая свежесть летней ночи, Алевтина старалась унять кипящие в груди эмоции. Она вела диалоги сама с собой, став и прокурором, и адвокатом одновременно. Взвешивала доводы, плюсовала оправдания, отнимала сомнения. Как ей теперь быть? Делать и дальше вид, что она не знает о мамином поступке? Или открыто заявить о том, что ей все стало известно? И как теперь общаться с мамой, зная, что… Аля застонала и с силой сжала кулаки.

С одной стороны, маму она понимала: та сделала все возможное ради того, чтобы спасти свою дочь. Но вот сможет ли она, Аля, принять этот поступок, пусть даже и совершенный ради ее спасения? Жизнь в обмен на другую жизнь. «Это я должна быть мертва, я…» Это не она, а ее сестра сейчас, возможно, готовилась бы к свадьбе. Не она, а Надежда распахивала бы по утрам полные счастья глаза и целовала сонные губы любимого человека. Не она, а ее сестра мечтала бы о детях. И этих «не она…» – великое множество.

– Простишь ли ты меня когда-нибудь? – прошептала она, обращаясь к своей сестре. И вдруг ее увидела.

Полупрозрачный силуэт на фоне темной ночи, чуть освещаемый светом дворового фонаря, мельтешил чуть поодаль от лавки, на которой сидела Алевтина.

– Надежда? – робко позвала она девушку.

Та молча кивнула и вдруг развернулась, будто намереваясь уйти.

– Погоди! – вскочила следом Аля. – Постой!

Но сестры уже не было. Алевтина выскочила на дорогу и завертела головой, надеясь увидеть призрачную гостью. И точно, ей показалось, что вдали мелькнул на мгновение силуэт.

Не думая больше ни о чем, Алевтина направилась туда, где видела полупрозрачную фигуру. Так шла она какое-то время, увлекаемая то появляющимся, то исчезающим призраком. Пока, оглянувшись по сторонам, не поняла, что ушла от дома очень далеко.

– И куда ты меня завела? – шепотом, обращаясь не к призраку, а к самой себе, спросила Алевтина.

И в это мгновение услышала шум воды, а впереди заметила мост.

– Господи, – приложила Аля ладонь ко рту в суеверном ужасе. Следовать за призраком не казалось ей страшным, она будто находилась под странным гипнозом – шла и шла, не испытывая никаких эмоций, преследуя лишь одну цель – не упустить из виду полупрозрачную фигуру. Но сейчас, очнувшись от странного «сна» и увидев перед собой полускрытый ночной темнотой мост, пользующийся нехорошей славой, не на шутку испугалась. Повернуть назад? Так Аля и сделала. Но вдруг поняла, что ей необходимо пересечь этот мост. Это ее испытание, ее путь, и в зависимости от того, выполнит ли она нужное условие или нет, мост либо приведет ее, как в рассказанных ею же легендах, в царство мертвых, где она навсегда и останется, либо станет для нее символом перехода из одного состояния в другое, а в какое, Аля еще не знала.

Робко, испытывая страх, она вступила на мост. И в это мгновение ее оглушила тишина. Шум реки смолк, ветер тоже стих. Безмолвие было абсолютным. Аля прошла так несколько шагов. И вдруг тишина взорвалась стонами, криками, смехом, скрипами, хрипами. Алевтина оцепенела от ужаса и вытаращила глаза, силясь рассмотреть в темноте окончание моста. Оглянувшись, она увидела за спиной обрыв. А куда же подевался мост? Пути обратно не было. Аля сделала еще несколько неуверенных шагов, сопровождаемых ужасными криками и стонами, и опять остановилась.

Ей казалось, что она спит и видит кошмар. Не бывает так в реальности! Что это за страшное место, в которое она попала? Ад? И только она так подумала, как услышала чей-то гнусавый голос, монотонно бубнящий:

– Это наш мир, это наш… Останься с нами, останься…

«Черта с два!» – решила про себя Алевтина, вскинула подбородок и расправила плечи. Что толку умирать от ужаса. Однажды она уже спаслась от смерти, спасется и на этот раз. Аля вновь подумала о маме – о том, что та сделала ради ее спасения, о материнской любви, не знающей границ, преступающей законы ради своего дитя. «А как бы ты поступила, если бы узнала, что твой ребенок должен умереть?» Аля невольно провела параллель с Дианой: вспомнила, что та недавно ради спасения своего мальчика тоже поступилась законом – влезла в чужую квартиру, рискуя быть арестованной и обвиненной в преступлении. «Так и твоя мама переступила черту из любви к тебе! – услышала она голос себя-«адвоката». – Прости ее. Не тебе судить ее материнское сердце, – услышала она свой голос будто со стороны. – Дианин поступок ты без колебания оправдала, поняв, что действовала она так ради спасения своего сына. Так мама твоя поступила так же ради тебя».

Но мысли о Диане вызвали ассоциации и с Ильей, а вернее, воспоминания о той неожиданно и неоправданно царапнувшей душу легкой ревности, когда днем Женя «сосватал» подругу и Илью. «Ты любишь Женю, а в мыслях все возвращаешься к Илье. Так почему ты его «держишь»? Отпусти! Оставь на «том» берегу, иди, свободная, на другой».

И только она так подумала, как крики вдруг стихли и наступила тишина – уже не мертвая, не зловещая, а умиротворенная. «И в этот момент я ее простил и отпустил…» – вдруг вспомнились Але слова Игоря о его бывшей жене.

– А ты нас простишь? – тихо обратилась она к своей сестре, хоть и не видела ту.

Умение прощать и отпускать – вот «условие» этого моста. Аля шагала по нему бодро, уверенно, зная, что впереди ее ждет не пустота, не темнота, а… травянистый берег, окончание моста. Берег, на котором ее будет встречать Женя. И что-то ей подсказывало, что этот берег окажется прочным, материальным, не «зависшей» между двумя мирами полувиртуальной платформой, на которой из-за измененной судьбы она застряла сейчас. Нет, этот берег – реальный, с настоящими, живущими на нем людьми.

– Покажись мне… в последний раз, – обратилась она к сестре. – В знак того, что ты нас простила.

Спалось ему тревожно: снилось что-то жуткое. Вроде бы Илья потерялся в тумане, бродил в нем, вытянув руки, словно слепой, но куда бы он ни повернул, везде его ожидала пустота. Потом, когда сон с туманом оборвался, он куда-то или от кого-то бежал и в итоге оказался в опустевшем и полуразрушенном городе, который люди покинули лет двадцать назад. Это чувство одиночества пустило в его душе ростки, разрушило ее, будто плющ – кирпичные стены давно брошенных домов. Илья кричал, желая услышать отклик кого-нибудь, но единственными живыми существами, которых ему удалось встретить в этом городе, оказались потревоженные вороны. Черные птицы с холодящим душу карканьем поднялись на голые ветки мертвых деревьев, оставив на дороге кукол, которым они выклевывали пластмассовые глаза. А следующий сон оказался еще кошмарней, хоть в нем Илья и не попадал ни в жуткий туман, ни в опустевший город. Он стоял на перекрестке, не зная, куда повернуть. И вдруг увидел впереди две удаляющиеся спины – девушки и мальчика. И хоть разглядеть этих двоих не представлялось возможным из-за расстояния, Илья догадался, что это Варвара с сыном. И едва он это понял, как осознал и другое – Варя и сын уходят от него навсегда и догнать их уже не представляется возможным.