Одевалась я машинально. Семен быстро облачился в сухие вещи и ждал меня в дверях, с улыбкой наблюдая за моими действиями. Наконец намокшие джинсы и майка были упакованы в пакет и спрятаны в рюкзак, и вскоре мы уже мчались по шоссе. Не доезжая одной улицы, Семен затормозил.

— Иди, а я прослежу. Мою машину не должны видеть около твоего дома.

Я кивнула и вышла. Уже занималась заря, еще чуть-чуть — и ночь передаст вахту осеннему утру. А пока Бетта спала крепим сном, убаюканная морем.

Я быстро, стараясь не шуметь, отворила калитку и, обогнув дом, залезла в окно. В комнате было тепло и тихо. Я огляделась: кажется, никто не заходил, все на своих местах — впопыхах брошенная на кровать домашняя одежда, смятый номер «Беттинского вестника» на ней. У меня вырвался вздох облегчения, я подошла к окну. Семен стоял на дороге и улыбался. Я нелепо показала ему большой палец руки, как бы говоря: все о'кей! Он кивнул и через секунду исчез.

Я все еще не могла прийти в себя. Зашвырнув рюкзак в угол, я упала на кровать и закрыла глаза. События прошедшей ночи прокручивались в голове снова и снова. Губы все еще горели от страстных поцелуев. Мне подумалось: «Теперь я с ним навсегда».

Спала я как убитая. Бабушка еле-еле добудилась меня утром.

— Ну вот видишь, как ты хорошо выспалась! Сияешь, будто самовар! — похвалила она мой вид, зайдя утром в комнату. — Иди завтракать, Полли, тебя ждут хорошие новости. — Она подмигнула мне и подошла к окну. — Ты что же, с открытым окном спала? Простудишься! — Бабушка с грохотом захлопнула окно, а я побежала на кухню.

За столом, как и вчера, сидел отец. Только вид у него был совсем другой. Не сказала бы, что счастливый, но довольный — это точно. Он встал и неловко обнял меня.

— Дочка, прости за вчерашнее. Давай не будем ссориться. — Он помедлил, будто собираясь с мыслями. — Во-первых, держи свой мобильник. — С этими словами папа достал из кармана телефон и положил его на стол. Я не верила своим глазам. — Во-вторых, я разрешаю тебе иногда выходить гулять с твоим… э-э-э... парнем. — Было видно, что называть Семена моим кавалером отцу нелегко.

— Папа! Ты сменил гнев на милость? Что случилось?

— Твой спасатель нашел наконец свидетельницу. Поэтому пока я оставляю его в покое. — Отец явно не желал пускаться в пространные объяснения.

Но и этого было достаточно. Телефон снова у меня, мне разрешено видеться с любимым Что еще надо для счастья Полине Романовой? Ну конечно, сообщить эти радостные новости своему парню!

Кое-как позавтракав, я бросилась в свою комнату и набрала Семена. Он долго не отвечал, но наконец я услышала его голос.

— Полина? Отец вернул твой телефон? — спросил он в ответ на мое радостное «Привет!».

— Да! И разрешил видеться с тобой. Ты нашел Александру? Где она была? Она уже дала показания? — затараторила я.

— Да. — Мне показалось, что Семен разговаривает как-то отстраненно. — Она была в Греции. И сегодня рано утром вернулась... Так что теперь, надеюсь, обвинения твоего отца будут с меня сняты, — добавил он сухо.

— О, я думаю, да! Семен, мы сегодня увидимся? Давай в семь на пляже? — не унималась я.

Он выдержал паузу, во время которой я даже не дышала, и как-то монотонно произнес:

— Полли, сегодня у меня не получится. Может, завтра или послезавтра Я позвоню тебе. Пока. — И раздались короткие гудки.

Я медленно опустила руку, все еще сжимая телефон.

В первый раз Семен отказывается встретиться со мной. И это после нашей первой ночи. Совпадение?

Слезы хлынули из глаз, я схватила подушку и уткнулась в нее, чтобы никто не услышал моих рыданий. В голове крутилась глупая поговорка: «Поматросил и бросил».

За весь день от него не было ни одного звонка. Каждые полчаса я открывала крышку телефона — вдруг там пропущенный вызов? Иногда заглядывала во входящие сообщения — может быть, пришла эсэмэска, а я нечаянно ее пропустила?..

Я металась в четырех стенах комнаты, не зная что и думать. Наконец не выдержала и сама позвонила ему. Выключен.

Сегодня я не обедала и не ужинала — при мысли о еде в горле появлялся противный ком, а живот сводило. Я целый день просидела в комнате, глядя в окно. Я передумала все, на что хватило фантазии.

Семен заболел.

У него появилось срочное дело.

Сломался телефон или села батарейка.

Но только самые неотложные дела могли заставить его не звонить и не появляться у меня. И самое обидное: это происходит именно сейчас, когда папа дал официальное согласие на наши встречи. А может, Семен у отца в участке? Может, папа с другими оперативниками целый день допрашивает его, а я сижу тут как дура и накручиваю себя?

Я кинулась на кухню.

— Полина, ты чего такая бледная? Не заболела? И не ешь ничего… — начала укоризненно бабушка, пристально вглядываясь в мое несчастное лицо. Она подошла ко мне и потрогала лоб горячей шершавой ладонью. — Хм, температуры нет… Да что с тобой?

— Ба, все нормально, просто голова немного болит, поэтому и есть не хочу, — ответила я нехотя и как бы между прочим спросила: — Где папа?

— Как, ты разве не знаешь? Он опять поехал в тот дом, где… ну, где тебя… то есть вас держали. Надо все там еще раз хорошенько обследовать.

— Понятно… Значит, его сегодня в Бетте нет?

— Нет. А что такое? Что-то случилось?

— Нет, нет, все в порядке. Ладно, пойду к себе. Полежу немного.

Я поплелась обратно в комнату. Упав на измятую кровать, я поняла: на меня медленно, но верно надвигается отчаяние. Острое, всепоглощающее отчаяние, рвущее сердце на куски. Кажется, я физически ощущаю боль в груди. «Наверное, именно так и болит душа», — с удивлением подумала я и приложила руки к сердцу. Я никогда прежде не испытывала таких болезненных чувств, такой обиды и невыносимой тоски от того, что ситуация мне неподвластна.

Я уткнулась лицом в подушку и беззвучно зарыдала. Руки с силой вцепились в край кровати… Кажется, я выплакала целый стакан слез — по крайней мере, подушка насквозь промокла! Но если раньше слезы приносили облегчение, сейчас я ощутила только сильную слабость и опустошение. Глаза щипало, нос превратился в большую красную грушу.

Надо взять себя в руки. Я села на кровати, вытерла щеки краешком простыни и попыталась мыслить логически. В голову сразу же полезли наставления мамы и бабушки, услышанные в разное время и при разных обстоятельствах. Суть их сводилась к одному: нельзя заниматься сексом с парнем до свадьбы. Или хотя бы до серьезных отношений. Но неужели эта женская мудрость права? Неужели заезженный штамп — не пустые слова? От этих вопросов у меня и впрямь начала раскалываться голова.

Хорошо. Допустим, так и есть на самом деле. Почему тогда Семен подчинился людским правилам? Ведь он Морской, с чего бы ему жить по нашим законам? У него на все свой взгляд, он вне рамок и ему плевать на наши человеческие условности. Эта мысль меня немного приободрила, но через секунду я вновь скатилась на дно адской пучины. Во-первых, я так до сих пор и не знаю, кем был Семен до своего превращения, — а он, скорее всего, все-таки был человеком, и это может влиять на него и сейчас. Во-вторых, раз он уже научился любить, то вполне может научиться и бросать после первого секса!