Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Терпение, сказал себе Конан. Все равно, пока он закован в цепи и заперт в узилище, ничего нельзя изменить. Теперь все будет зависеть от того, снимут ли с него кандалы, прежде чем бросить волкам. Пока у человека остается свобода рук и свобода воли, возможно всякое. Есть шанс, что он еще заставит Албануса пожалеть о содеянном.
* * *
Сулария возлежала ничком на устланной покрывалами скамье. Умелые руки рабыни втирали душистые масла в ее спину. Леди Сулария, – думала про себя светловолосая красавица, потягиваясь с наслаждением, – как это прекрасно – стоять в тронном зале среди знатных дам и вельмож. Совсем не то, что тесниться у задней стены, среди прочих наложниц...
Разумеется, Сулария понимала, что если знать теперь и относится к ней как к равной, то лишь из страха. Все приветствовали ее с рабской угодливостью и заискивающе улыбались. Что ж, может, так оно даже и лучше. Те самые люди, что в былые времена обращались с ней как с рабыней, теперь поневоле сменили тон и почтительно обращались к леди Суларии. Но то ли еще будет!.. И правда, уж если она сумела подняться от простой наложницы до знатной дамы, так почему бы потом ей не встать и рядом с Албанусом... Королева Сулария...
Улыбаясь своим заветным мыслям, она повернула голову на сложенных руках и взглянула на служанку, пожилую седеющую женщину. Та была единственной во дворце, кому Сулария могла доверять. Вернее, кому она не доверяла меньше прочих.
— Ну что, Латона, она до сих пор ждет? – спросила Сулария.
Седоволосая женщина с деловитым видом кивнула.
— Уже целый час ждет, госпожа. Никто не посмеет ослушаться твоих велений.
С самодовольным видом Сулария усмехнулась.
— Ну, так позови ее сюда, Латона. А потом займешься моими волосами.
— Да, госпожа. – Усмехнувшись, служанка вышла за дверь и вернулась вместе с леди Джеланной.
Знатная дама недоуменно покосилась на Латону, которая принялась укладывать волосы своей хозяйки, в то время как Сулария улыбалась с довольным видом, словно кошка перед блюдцем со сливками. Обычно слугам позволяли остаться, лишь когда принимали низших по рангу. За время ожидания у Джеланны изрядно поубавилось спеси.
И все же она сохранила достаточно высокомерия, чтобы наконец спросить:
— Зачем ты позвала меня сюда, Сулария? – Сулария недоуменно подняла брови, и после недолгого молчания Джеланна поправилась: – Леди Сулария. – Она скривилась, словно в рот ей попало что-то кислое.
— Ты ведь ребенком росла во дворце, не так ли? – любезным тоном начала светловолосая красотка.
Джеланна коротко отозвалась:
— Да.
— Играла в прятки в коридорах, бегала по дворам, плескалась в фонтанах... Все твои желания исполнялись раньше, чем ты успевала их произнести...
— Ты что, позвала меня сюда поговорить о детстве? – спросила Джеланна.
— О, нет, – резко возразила Сулария. – Я не попросила, а велела тебе придти. Ты знаешь Энаро Осториана?
Если надменная красавица и была удивлена подобным вопросом, то никак не выдала своих чувств.
— Ты говоришь об этой отвратительной жабе? – фыркнула она. – Я знаю о торговцах, но не веду с ними дел.
Сулария вновь хищно улыбнулась.
— Он ищет себе жену.
— В самом деле?
— Юную жену знатного рода. – Сулария видела, что стрела попала в цель и нанесла еще один удар. – Он хочет жениться, чтобы получить титул, который не смог купить. И, разумеется, ему нужны сыновья, много сыновей... Гариан, – лживо добавила она, – попросил меня подыскать подходящую невесту.
Джеланна неуверенно облизнула губы.
— Леди Сулария, – дрогнувшим голосом произнесла она наконец. – Я хотела бы извиниться, если в прошлом имела несчастье оскорбить вас.
— Знаешь ли ты некоего Дарио? – поинтересовалась Сулария. – Это один из псарей Гариана.
— Нет, госпожа, – неуверенно ответила Джеланна.
— Грязный негодяй, как мне говорили... Грязный и телом, и своими повадками. Рабыни во дворце прячутся от него, ибо с женщинами он груб и любит причинять боль. – Сулария помолчала, любуясь тем, как на лице знатной дамы постепенно проявляется страх. – Как ты полагаешь, Джеланна, что лучше: одна ночь с Дарио, или вся жизнь с Осторианом?
— Ты обезумела, – с трудом вымолвила та. – Я больше не желаю этого слушать. Я отправлюсь в свои владения, и даже будь ты самой королевой, все равно можешь выбирать, в какую из преисподних Зандру...
— Снаружи тебя ждут четверо стражников, – перебила ее Сулария с невозмутимым видом. – Они сопроводят тебя либо к Дарио, либо на супружеское ложе, и никуда более.
Отчаяние смыло с лица Джеланны последние следы высокомерия.
— Прошу тебя, – прошептала она. – Ты хочешь моего унижения – ты его получишь. Перед всем двором, на коленях я готова молить о прощении.
— Делай выбор, – промурлыкала Сулария. – Или я сделаю его за тебя. Сегодня же стражники могут отправить тебя к Осториану, вместе с посланием, где будет сказано, что ты считаешь его омерзительной жабой. – Лицо и голос ее ожесточились. – Выбирай!
Джеланна пошатнулась, словно ноги ее не держали.
— Я... Я пойду к Дарио. – И она разрыдалась.
Несколько мгновений Сулария наслаждалась тем, что сейчас наконец сможет произнести слова, которые готовила столько дней:
— Тогда убирайся прочь в свою конуру, сука!
Джеланна выбежала из комнаты, сопровождаемая переливами смеха Суларии. Как восхитителен был вкус власти!
Глава 22
Когда двери его узилища вновь распахнулись, Конан сперва решил, что Албанус все же вознамерился прикончить его на месте, пока не сняли кандалы. В открытую дверь прошли двое стражников с арбалетами наизготовку и встали по обе стороны от варвара, нацелив на него оружие.
Киммериец уже был готов оказать сопротивление, но тут на входе показался давешний круглолицый тюремщик и, по своему обыкновению, принялся весело болтать:
— Ну вот, варвар, солнце уже высоко. Пора тебе собираться в волчью яму. Сейчас мы со Струто снимем с тебя кандалы, но учти, если вздумаешь делать глупости, эти двое прострелят тебе ноги. Так что либо иди сам, либо тебя потащат волоком. Понял?
Конан мрачно покосился на него, делая вид, что сказанное его ничуть не интересует.
— Ладно, снимайте цепи, – проворчал он, яростно сверкая глазами на арбалетчиков.
С помощью молотка и зубила тюремщики принялись расковывать варвара, встав таким образом, чтобы не мешать арбалетчикам выстрелить. Про себя киммериец недоумевал: неужто они и впрямь считают его