и нет. Ну и еще один момент; впечатленный приемом, я могу ненароком в общении с великим князем и обмолвится, мол: толковые у тебя людишки в Холмогорах, что может повлечь милости разные.

Ну что же, я никуда пока и не собирался. Как правильно сказал Старица, водной дороги туда нет, а пехом переть глупо. Надо лошади, надежный проводник и так далее. К тому же, мурман я планировал отпустить домой, чтобы вернулись за мной уже весной. Смысла им торчать на Руси всю зиму нет. Да и не пустит меня никто в Москву с большой дружиной.

Посижу здесь, подожду, пока приказчики получат ответ, заодно осмотрюсь. Ибо место стратегическое, большие планы у меня на него. Опять же, помимо подарков Ивану, с собой я привез целый когг отличного железа из Басконии в полосах, вот и гляну, как и почем распродастся. В общем, быть посему.

- Седмицу стоять буду, – с неохотой буркнул я. – Пусть место отведут подходящее для лагеря и прокормом озаботятся. И покажут, где павших схоронить можно. Луиджи, сигналь на когги, путь подходят к берегу.

После того, как Фен растолмачил мои слова, по лицам русов пробежало явное облегчение. Даже игумен посветлел обличьем. Старица махнул рукой, тут же откуда-то из руин выскочил невеликого роста человечек и стремглав ринулся к нам. Да так, что полы поддевки развивались за ним словно вымпелы на ветру. Одновременно из леска выехало несколько конных с заводными лошадями и тоже направились к берегу.

Человечек успел раньше, оказавшись тщедушным мужичком с остреньким мышиным личиком и расчесанными на пробор и перехваченными ремешком жиденькими белесыми волосами.

Испуганно стрельнув на меня глазами, он отбил земной поклон приказчикам. Старица его отвел в сторону, коротко переговорил, после чего тот умчался обратно.

- Все будет исполнено, княже, – Гром с достоинством поклонился. – А тебя с ближниками приглашаем разломить хлеб и передохнуть с дороги.

- Нет, – я качнул головой. – Не сейчас. Переводи, Фен...

Да, вот так. Мне и самому хочется посидеть да погулеванить с русами за столом, отведать местных яств и запить чем тут гостей поят. Все же свои, все же Родина, из песни слов не выкинешь. Но нет, не могу. Я королевский посланник, князь, величина для приказчиков неимоверно великая, не то что пьянствовать, разговаривать с ними должен сквозь зубы. К тому же, о моем поведении будет подробно доложено в Москву, где потом будут считать, что посла можно банально взять на чарку и потеху. Посмотрим, спешить не буду. Осмотрюсь сначала.

Выслушав китайца, приказчики не стали настаивать. Игумен извинился, сослался на дела и ушел в монастырь пешком, а вместо него появился крепкий и лысый как яйцо монах с куцей бородкой, надо понимать, его заместитель по хозчасти. В католических монастырях эта должность называется – эконом, как в православных, увы, не знаю. Хотя почему не знаю, келарь, вот как.

Для стоянки нам отвели место в стороне от поселения. Откуда не возьмись набежала куча народу. Тот самый невзрачный мужичок и келарь развили бешенную деятельность. Из монастыря натащили кучу продуктов: здоровенные круглые хлебины, курей, гусей и баранов, мешки с крупами и мукой, даже бочки с чем-то хмельным, бабы установили три здоровенных котла и принялись тут же кашеварить. Мужики тесали топорами лесины и ставили лавки со столами, а над ними навесы. А еще поодаль, на берегу... черт побери, начали сооружать баню из готовых бревен.

Но местные уделяли внимание не только нам, на руинах поселка тоже закипела работа. Работали все, бабы и мужики, взрослые, дети и старики. Причем работали не только простые люди, но и монахи.

Я с любопытством следил за местным народом. Ну что могу сказать... Все живые и веселые, у мужиков волосья и бороды стриженные, особых великанов нет, все больше среднего и малого роста, но кряжистые. Одеты поголовно в домотканые рубахи до колен и свободные порты. Ни лаптей, ни сапог, все работают босыми. Бабы в сарафанах до пят, опрятные, ладные и приятные глазу. Тоже крепенькие и статные. Ну напрочь не видно заморенных невзгодами и голодом людей. И моих головорезов не шугаются, уже обносят по очереди ковшами с чем-то пенным. Улыбаются, пытаются заговорить.

А вон несколько старух вызвались помогать готовить наших павших к погребению. А ведь у местных своих покойников хватает. Да уж, славный народ. Не скажу, чтобы я стал себя чувствовать дома, но на душе потеплело.

- Добрые люди, – очень серьезно заметил падре Эухенио.

- И все поголовно еретики, святой отец, не так ли? – не удержался я от колкости.

- Не усложняйте, сын мой, – спокойно ответил монах и отошел в сторону.

Его сменили Рагнар и фон Штирлиц.

- Сир, – шваб коротко поклонился. – Шатры установили, охрану я выделил. Рогатки вокруг ставить?

- Ставь. Все контакты с местными только за пределами лагеря. И предупреди людей, не дай бог кого обидят или бабу завалят, четвертую лично.

- Уже предупредил.

- Сир, – Рагнар слегка замялся. – Там мои просятся местным помочь деревню ладить. Разрешите? Вроде люд добрый, вон как привечают.

- Да, сир, – шваб кивнул. – Мои тоже.

- Не против. Но чтобы в лагере и на кораблях постоянно были часовые.

Едва они убрались, как подбежал Рихтер. Через слово кланяясь, медикус зачастил:

- Ваше сиятельство, ваше...

- Что случилось, Август?

- Там... там... – из-за волнения лекарь так ничего и не смог выдавить из себя.

- Сир, разрешите я его зарежу? – Тук свирепо покосился на Августа.

- Давай, – пряча ухмылку, великодушно разрешил я. Рихтер достойный ученик Самуила, очень неплохой лекарь, но впечатлительный без меры. Вот и приходится порой клин клином выбивать.

- За что, сир?!! – медикус шугнулся в сторону и сразу обрел дар речи. – Помилуйте! Там местные монахи к раненым лезут. Я