Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конан с сочувствием проводил его глазами. В Бельверусе он рассчитывал наняться стражником или телохранителем, – и то, и другое ремесло было ему хорошо знакомо, равно как и ремесло вора, контрабандиста и грабителя, – но кто бы ни нанял его в Бельверусе, это явно будет не тот человек, который больше всего нуждается в защите.
Кое-кто из громил, толкавшихся на углу, заметил, как северянин разговаривал с торговцем, и теперь они приблизились, в надежде посмеяться над чужеземцем. Однако стоило ему окинуть их взором, как они ощутили на себе дыхание ледяного ветра с гор его родной Киммерии, и им показалось, словно бы сама смерть вышла в этот день на улицы Бельверуса. Найдется и более доступная добыча, решили они, – и в считанные мгновения испарились с перекрестка.
Кое-кто из прохожих с благодарностью покосился на юношу, осознав, что хотя бы ненадолго, благодаря ему, это место сделалось безопасным. Конан тряхнул головой, гневаясь не то на них, не то на себя самого. Он напомнил себе, что явился сюда, дабы продать свой меч за золото, а вовсе не чистить улицы от отребья...
Обрывок пергамента прилепился к его сапогам, гонимый ветром. От нечего делать северянин нагнулся, чтобы поднять его, и прочел слова, написанные изящным округлым почерком:
Король Гариан – властный наш господин.
Король Гариан – он пирует один.
А рядом в трущобах народ голодает,
Без всякой вины бесконечно страдает.
Падет гнев богов на тебя, властелин,
Который на троне пирует один.
Юноша пустил обрывок дальше лететь по улице вместе с другими такими же клочками. Он обратил внимание, что другие люди также поднимают и читают эти стихи. Некоторые, побледнев, тотчас выбрасывали их со страхом или злостью, но другие дочитывали до конца и незаметно прятали листки в карманы.
Бельверус был подобен перезревшему плоду. Ему и прежде доводилось видеть эти признаки в других городах. Скоро люди перестанут действовать украдкой. Королевскому дворцу начнут открыто грозить кулаком. И самого незначительного повода хватало порой, чтобы опрокинуть даже крепких правителей...
Внезапно мимо пробежал человек с глазами, округлившимися от ужаса, а по пятам за ним – женщина с распахнутым в безмолвном крике ртом. С истошными воплями пронеслась стайка детей.
Чуть дальше по улице послышались крики и вопли, а затем толпа устремилась к перекрестку. Как всегда, человеческий страх оказался заразительным, и другие люди стали присоединяться к бегущим, сами не зная почему. С большим трудом Конан протолкался по улице к лавке, из которой успел скрыться владелец.
«Что же тут стряслось?» – невольно подумал киммериец.
Толпа понемногу рассеялась, и взору Конана предстала улица, буквально покрытая телами людей, среди которых шевелились лишь немногие. Иных затоптали насмерть, у других, лежавших чуть поодаль, не было рук или голов, а еще дальше по улице мужчина в богато расшитой синей тунике стоял, держа в руках странный меч со змеевидным лезвием, от кончика до рукояти заляпанный красным. Струйка слюны стекала из уголка рта.
Конан потянулся было к оружию, но затем решительно отвел руку в сторону. Он здесь лишь ради золота, напомнил себе северянин, а не для того, чтобы призывать к порядку всяких безумцев. И он отвернулся, чтобы уйти глубже в тень.
В этот самый миг из лавки, неподалеку от безумца, выскочила девочка лет восьми от роду и с истошным криком бросилась прочь. Вскинув клинок, убийца устремился за ней следом.
— Клянусь потрохами Эрлика! – выругался Конан.
Двуручный меч мягко выскользнул из потрепанных шагреневых ножен, и киммериец вышел на перекресток. Девочка с криком промчалась мимо, не останавливаясь. Безумец замедлил шаг. Когда он подошел ближе, Конан заметил, что, несмотря на богатую одежду, редеющие волосы и мешки под глазами делали его скорее похожим на писца или чиновника. Но мутные карие глаза горели безумием, и звуки, которые он издавал, походили скорее на нечленораздельное ворчание.
На перекрестке мухи с жужжанием вились над плодами, рассыпанными громилами.
По крайней мере, у этого ненормального достаточно здравого смысла, чтобы не бежать прямиком на чужой клинок, подумал Конан.
— Ну-ка, постой, – велел он. – Я тебе не трусливый младенец и не лавочник, на которого можно напасть со спины. Почему бы тебе не...
В этот миг Конану показалось, что он слышит какой-то алчный стон с металлическими отголосками. С уст мужчины сорвался звериный рык, и, вскинув клинок, он устремился вперед.
Киммериец подставил клинок, отражая удар, но змеевидный меч метнулся прочь с удивительной быстротой. Северянин отскочил назад; острие вражеского оружия чиркнуло его по груди, с легкостью, словно пергамент, разрезав тунику и тонкую кольчугу. Конан сделал еще шаг назад, чтобы дать себе возможность как следует замахнуться. Но безумец на диво проворно прыгнул вперед. Покрытый кровью клинок наносил колющие и режущие удары с неописуемой яростью. Рослый, мускулистый северянин был вынужден отступить.
Его потрясению не было предела: с его-то превосходным владением оружием... какой-то невзрачный, тщедушный противник принуждал его обороняться от своих ударов.
Конану едва хватало умения и ловкости, чтобы просто оставаться в живых! И при этом он получил уже не менее полудюжины порезов, из которых сочилась кровь. Он уже всерьез стал опасаться за свою жизнь.
— Нет! Клянусь владыкой Могильных Курганов! – выкрикнул он. – Кром и сталь!
Но вновь мечи зазвенели, и он был вынужден отступить.
Неожиданно Конан поскользнулся, наступив на недоеденную сливу и с треском рухнул наземь, приземлившись на спину, так что перед глазами заплясали серебристые огоньки. Пытаясь восстановить дыхание, он увидел, как безумец замахивается, чтобы нанести решающий удар, который оборвет жизнь варвара. Но он не желал сдаваться так запросто. Из самых потаенных глубин откуда-то взялась сила откатиться в сторону при новом броске. Окровавленный змеевидный клинок высек искры из каменных плит мостовой, где только что лежал Конан. Он отчаянно откатился еще дальше, а затем вскочил на ноги, спиной прислоняясь к спине. Безумец развернулся, чтобы последовать за врагом.
Внезапно воздух наполнился звуком, напоминавшим жужжание рассерженных ос, и безумец сделался похожим на утыканную перьями подушечку для булавок.
Конан растерянно заморгал. Это наконец прибыли городские стражники, – два десятка лучников в черных плащах. Они благоразумно держались поодаль, вновь натянули тетиву... Ибо безумец