А Сквайерс тем временем в страшных муках вкатывал фургон задним ходом на холм. Он взял его на время у зятя, который божился, что тачка надежная. Сквайерс представил себе, как этот прощелыга будет ржать над ним, и решил взгреть его как следует, когда вернется, — пусть он и сестрин муж. Коробка переключения передач — говно, первая передача слишком слабая, вторая — слишком сильная. Фургон скрежетал и раскачивался, но Сквайерсу удалось дотянуть до гаража, потом он резко сдал назад и поехал вверх по холму. Добравшись до вершины, Сквайерс включил первую передачу и дернул ручной тормоз. Фургон скатился на несколько сантиметров по склону, но потом замер. Сквайерс подождал еще, но развалюха осталась на месте. Тогда он выпрыгнул из машины и вошел в дом.

— А еще громче не мог, долбоеб? — приветствовал его Поттс.

— Я думаю, надо побыстрее. Не доверяю я тормозам этого ведра.

Поттс поднялся в спальню и стащил с кровати одеяло. Потом вышел в коридор и разложил его на полу. Сквайерс дернулся в ванную за девушкой, но Поттс отпихнул его. Сквайерс шагнул в сторону, пропуская напарника. Поттс выдернул шприц и положил его на раковину. Поднял девушку с унитаза, выволок в коридор и уложил на одеяло. Платье завралось. Она была голая по пояс. Поттс неуклюже натянул на нее трусы.

— Ну что ты паришься-то? — удивился Сквайерс, который наблюдал за ним с довольной миной.

— Еще не хватало, чтобы подумали, что мы ее отымели.

— А какая на хрен разница?

Поттс не удосужился ответить. Ему стало тошно от мысли, что кто-то найдет труп и решит, что над ним надругались. Такую мерзость обожают газетчики и телевизионщики. Не дай бог еще скажут, что это все он, пусть даже и не зная, кто он. Приведя девченку в порядок, Поттс закатал ее в одеяло, как конфетку в фантик.

А что с барахлом этим? — спросил Сквайерс про героиновый набор.

Ричи велел оставить. Чтобы этому мудаку напоминанием было, когда домой вернется.

Они взялись за концы свернутого одеяла и нечетко понесли его по лестнице вниз, потом на улицу к машине. Сквайерс потянулся к ручке дверцы, и фургон дернулся вперед сантиметров на десять. Потом еще.

Испугавшись, Сквайерс выпустил свой конец одеяла. Голова девушки глухо ударилась о землю. Сквайерс пританцовывал у фургона, сражаясь с дверью. Фургон покатился вниз. Сквайерс исхитрился вскочить в него на ходу. Он надавил на тормоз, но это не очень помогло. Гараж пугающе маячил впереди. Сквайерс навалился всем телом на проклятую педаль, пытаясь вдавить ее в пол, уперся спиной в сиденье и вцепился в руль изо всех сил. Фургон отвратительно заскрежетал, и Сквайерс уже решил, что тормоза совсем отказали. Но тут фургон замедлил ход с грохотом товарняка и замер в полуметре от бампера стоявшего в гараже «Порше».

Сквайерс свалился на руль. Потом вышел из машины и посмотрел на Поттса, оставшегося на вершине холма. Тот сидел рядом с трупом девушки, раскрыв рот.

Сквайерс потрусил к нему.

— Долбаные тормоза, — радостно сообщил он, словно только что прокатился на американских горках.

Поттсу просто нечего было ответить. Они дотащили труп до фургона и запихнули внутрь. На подъезде к Онтарио Поттса еще трясло, он курил сигарету за сигаретой, чтобы успокоиться. И тут Сквайерс ляпнул ни с того ни с сего:

— Хорошо, хоть жопа у нее чистая была.

Глава 2

Офис агента располагался девятью этажами выше бульвара Уилшир в здании, стоившем тридцать миллионов долларов, но походившем на нечто среднее между часами с кукушкой и мавзолеем в Форест-Лон.[141] Принадлежало оно самому крупному и влиятельному в мире агентству по поиску талантов, но при таком количестве стекла кондиционеры работали впустую, а окна не открывались, чтобы ни у кого не возникло искушения прыгнуть вниз. Из окон начальства открывался вид на Тихий океан. У этого агента окна позволяли любоваться панорамой восточного Лос-Анджелеса и пеленой смога, которая тянулась до самого Редлендса. И даже здесь было слышно, как гудит Сан-Бернардино.[142]

— …это не какой-нибудь торговец подержанными тачками из Резеды,[143] который потребует, чтобы вы снимали, как его жена трахается с кем попало. И я им сказала, что нужен человек хоть с каплей такта, а не урод, ни хрена не соображающий в нашем деле. И в том, как общаться с талантом такого калибра. В общем, человек, способный воспринимать…

Она распиналась уже минут пятнадцать, но ничего полезного ему пока не сообщила. Выглядела она вполне ничего, если вам по сердцу цветущие женщины с Восточного побережья. Ему такие приходились по сердцу, хоть и не всегда.

У нее были золотисто-каштановые волосы, полные алые губы, светлая кожа и манеры ядозуба.[144] Фантазия рисовала ему картины того, как она днями напролет кромсает человечину, а потом приходит домой и сюсюкает со своими кошками.

— … проницательный, мать его, и чтоб не вваливался в помещение как слон в посудную лавку…

На ней было простое черное платье от «Бален-сиага»,[145] и он уловил аромат «Опиума»,[146] когда она продефилировала мимо. В вопросах одежды она обладала превосходным вкусом, но метафора со слоном и посудной лавкой была не в бровь, а в глаз. Большой палец у него ныл и без бинта походил на немного согнутый баклажан.

— … умел держать рот на замке и не рванул к желтым журналистам, чтобы разболтать то, что способно…

Кабинет у нее был маленьким, что-то вроде закутка, который выделяют среднему звену в страховых компаниях. Не хватало только семейных фотографий и календаря с видами какого-нибудь национального парка. Отсутствовал любой намек на ее личную жизнь. Одну стену закрывал шкаф от пола до потолка, забитый сценариями. По корешкам он насчитал шесть, уже получивших «Оскара», и четыре, на него претендующих. В Голливуде подобная самоотдача начинает восхищать. Но он давно решил, что ему плевать.

Палец начал пульсировать, и в придачу заболела спина. Болеутоляющие он принимать отказывался, а вот сигаретку сейчас выкурил бы. И «Джека Дэниэлса» выпил бы. Неделю назад на родео в Салинасе его сбросила лошадь по кличке Секач, и он потянул спину. А потом еще умудрился вывихнуть большой палец, когда накидывал лассо на бычка.

Он сунул его между веревкой и рожком седла — типичная ошибка для новичка, вызвавшая только смех и ни капли сочувствия у остальных. Все это родео в Салинасе было сплошным недоразумением. Но в конце месяца намечалось еще одно, в Бейкерсфилде. Он как раз прикидывал,