– Ну и пусть, а я буду ценить тебя за твой характер.

Он вдохнул сладковатый аромат ее духов, и его пронзило острое и безысходное желание.

– Нет, только не за мой характер.

– Может, вот за это? – Она поерзала и теснее прижалась к его бедрам.

Сердце замерло и пошло трещинами в ответ на ее шутку. Как все-таки она изменилась с того момента, когда они встретились впервые! Так забавна, откровенна, а временами и дерзка.

Он пальцами дотронулся до ее щеки, нежной и шелковистой.

– И не за это.

Она отстранилась и попыталась посмотреть на него серьезно, хотя, когда глаза не в фокусе от выпитого, сделать это чрезвычайно трудно.

– Тогда на основании чего я могу делать выводы?

– Оценивай меня по поцелуям, – предложил он первое, что пришло на ум.

– О, это мне по вкусу, – заулыбалась она. – Мне нравится, как ты целуешься. – Он притянул ее к себе.

– Мне тоже целоваться с тобой – одно удовольствие. Она наклонилась к нему:

– Тогда поцелуй меня.

Второго приглашения не потребовалось. Здесь, в размягченном полумраке, он поднял к ней лицо и приник к ее губам. На них был вкус шампанского и неуловимый запах огурцов от сандвича. Он усмехнулся про себя по поводу такой странной комбинации. Сегодня она ела безудержно много, но, вероятно, нет смысла оценивать ее по аппетиту.

На его взгляд, она немного набрала в весе и стала еще более притягательной. Ей не к чему худеть, чтобы подстраиваться под чьи-то представления об идеале. Даже если она располнеет, он все равно будет обожать ее. Она роскошна такая, какая есть. А как выглядит – не важно. Она всегда будет прекрасной для него.

Она прервала поцелуй и поглядела на него сверху вниз широко открытыми глазами.

– Давай займемся любовью.

Он откинул голову на спинку сиденья.

– Что? – Господи Боже, наверное, он неправильно расслышал, что она сказала.

– Давай займемся любовью, – повторила она.

– Здесь? – Голое внезапно охрип. Она пожала плечами:

– Здесь. У меня дома. Мне безразлично. – Она прижалась к нему.

Господи Иисусе, она ошеломляет гораздо легче, чем он думал…

– Только не здесь.

– Тогда у меня дома. – Она наклонилась, чтобы поцеловать его.

Он остановил ее, удерживая за плечи на расстоянии.

– И там тоже нет.

Она обиженно надула губы.

– Почему?

Он тихонько рассмеялся. Какая нелепость. Он не знал, смеяться или плакать. Есть женщина, которую он хочет и которая нужна ему, словно воздух. Она фактически предлагает ему себя, а он отказывается от нее.

– Ты пьяна, вот почему. – «И главное, не уверен, смогу ли сейчас любить тебя, а потом обчистить».

– Ты меня не хочешь? – Все говорило, что она обижена, – выражение лица, задрожавший голос.

Трещина в его сердце, продолжала расти, грозя расколоть надвое этот твердый орешек.

– Хочу так, что представить себе не можешь.

– Тогда возьми меня. – Она терлась и прижималась бедрами к его возбужденной плоти. – Мне так тебя хочется.

Он подавил в себе рвущийся наружу стон. Господи, этот благородный поступок зачтется ему и убережет от пропасти ада, когда придет его час отчитаться за земную жизнь.

– Сейчас ты сама не знаешь, чего хочешь. Поверь мне, ты будешь жалеть, когда придешь в себя.

– Неправда, не буду, – с вызовом заявила она.

– Нет, будешь. – Кажется, они начали препираться. Что может быть более смехотворным, чем их спор? Самое ужасное, что приходится отказывать самому себе в единственном, чего он так долго желал. Черт возьми, всего несколько недель назад он говорил ей, что собирается уложить ее в постель, а теперь, когда она предлагает себя, он идет на попятную.

Однажды она и так пожалеет, что узнала его. Не нужно усугублять ситуацию. И не следует отягощать свою совесть.

Разумные доводы, должно быть, дошли до ее затуманенного сознания. Или, может, она поняла, что ей не удастся настоять на своем. Как бы то ни было, она соскользнула с него и уселась рядом.

– Если бы я была трезвой, ты бы не отказался?

– Ни за что. – Он улыбнулся, когда она устроила голову на его плече.

– Вот и отлично. – Она зевнула. – А то я забеспокоилась, вдруг ты теряешь ко мне интерес.

– Этого не будет никогда. – Уинтроп проглотил комок, застрявший в горле.

В ответ она что-то тихонько пробормотала. Несколько минут спустя они остановились у ее дома. Уинтроп внес ее, посапывающую, в дом, уложил на софу в гостиной и накрыл одеялом. Он не отважился перенести ее в спальню. Если она проснется и снова попросит заняться с ней любовью, он точно не сможет устоять. Он всего лишь слабый человек.

Он вернулся домой усталым и со смятенным сердцем, чего с ним никогда не бывало. Он мог рассуждать и жаловаться на то, что жизнь несправедлива к нему, но на самом деле почему-то так не думал. После тех жутких вещей, которые он совершил, совершенно естественно, что ему отказано в добре и милости.

Господи, Норт был прав. Он становится похожим на Девлина. Даже хуже – на Брама. А потом он понял, что у него начались настоящие проблемы.

Он вошел в свою квартиру, толчком закрыв за собой дверь. Не потрудившись зажечь свет, задвинул задвижку. Потом скинул пальто и дернул, развязывая, галстук. Сегодня, в праздничную ночь, он отпустил камердинера.

Расстегивая воротничок, он вдруг понял, что в комнате кто-то есть.

– Добрый вечер, паренек. – Дэниелс вышел из темного угла, где он сидел на стуле, и вступил в поток лунного света, льющегося через окна.

– Черт возьми, когда ты перестанешь вползать ко мне в дом? – С тяжелым вздохом Уинтроп кинул пальто и галстук на кресло. Самое последнее, что он хотел видеть сегодня ночью, был Дэниелс.

– Я-то надеялся, что ты занимаешься той безделушкой для меня.

Уинтроп потер руками лицо. Он так устал. Ничего не хотелось, кроме как упасть в постель и укрыться с головой одеялом.

– Я сначала должен найти, где она ее прячет. – Старик злобно смотрел на него, пока сокращал дистанцию между ними.

– Тогда почему ты здесь, а не с ней?

Был ли он таким мерзавцем тогда, в то время, когда Уинтроп любил его, как отца? Или он так умело притворялся? Нет, Уинтроп, без сомнения, принимал на веру все, что ему скармливал этот холодный ублюдок.

– Я достану ее.

Дэниелс ткнул пальцем Уинтропу в лицо.